Алексей Мирошниченко, главный балетмейстер Пермского театра оперы и балета – о новом «Лебедином озере», настойчивости Курентзиса и адаптации спектаклей для стран арабского мира.

— Алексей Григорьевич, пермский балет только что успешно выступил сначала в Ирландии, а затем в странах Персидского залива. Как принимают в арабских странах классический балет?

— Действительно, после прохладного Дублина мы переместились в 30-градусную жару в Оман, где показали «Бахчисарайский фонтан», а затем в Бахрейн, там танцевали «Жизель».

Театр пригласили уже второй раз, значит, наша работа понравилась. Свои особенности у этих гастролей, конечно, есть. Если в Бахрейне порядки считаются самыми демократичными из арабских стран, то в Омане все очень строго. Перед поездкой были специально адаптированы костюмы балерин: никаких открытых рук, никаких оголенных плечей. Специальные чехлы сшили даже на античные статуи, которые у нас стоят на сцене. В первом акте «Бахчисарайского фонтана» есть сцена с кубками, но артисты их не поднимают для тостов, как прописано по сценарию — не должно быть никакого упоминания алкоголя. Попросили также убрать всю религиозную символику. Вот такой непривычный балет. Но, с другой стороны, запрос есть: «Бахчисарайский фонтан» они выбрали сами, возможно, тематика оказалась близка.

Возвращаемся в Пермь в декабре перед самой премьерой, вместо отдыха у нас будет три дня, чтобы вспомнить новое «Лебединое озеро».

— Алексей Григорьевич, у нас ведь есть «Лебединое озеро», зачем ставить новый балет?

— «Лебединое озеро» хоть и самый классический балет из всех классических, однако имеет множество версий и редакций, пожалуй, как ни один другой. Так произошло потому, что хореографических текстов, признанных каноническими и дошедших до нас, не так уж и много: «белый акт», сюита характерных танцев и Pas D’action из 2-го акта, который зрители знают как «черное Pas De Deux», и Pas De Trois из первого акта.

Для того чтобы спектакль жил, а тем более классический, его нужно обновлять. Балет «Лебединое озеро» в постановке Натальи Макаровой идет в нашем театре 10 лет. Можно было сделать капитальное возобновление. Но нам всегда нужно было два «Лебединых озера», чтобы не оставлять пермского зрителя без этого названия в афише на несколько месяцев, когда мы выезжаем на гастроли с этим спектаклем. Клонировать уже существующий спектакль — малоинтересно. И мы решили сделать свой вклад в исследование и визуальное воплощение гениальной музыки Чайковского. Спектакль Наталии Макаровой также останется в репертуаре.

— Вам легко было решиться на постановку спектакля, который называют «балетом всех времен и народов»?

— Теодор Курентзис решил доверить новую постановку мне. А я был против — зачем мне заниматься классикой? Но Теодор был настойчив: «Ты же поставил балет «Голубая птица и принцесса Флорина». Но «Птица» — спектакль абсолютно авторский, там я занимался маньеризмом, сделав балет в стиле позднего Мариуса Петипа. А знаменитое «Лебединое озеро» — это же такая ответственность! Но сейчас я рад, что Курентзис меня убедил. Это высокая планка для хореографа, здесь ты не только визуализируешь музыку и свое видение, но и параллельно повышаешь свой эстетический и культурный уровень. Это же, по сути, нужно встать в один ряд с Петипа — представляете, с ума сойти!

Мне очень хотелось внести свой вклад в сценическое воплощение легенды о Лебединых рыцарях. В древнегерманских сказаниях рассказывается о рыцаре, приплывающем по реке в ладье, запряженной лебедем. Он приходит на помощь девушке, которой грозит смертельная опасность и которую покинули все, кто был в состоянии помочь. Ее может спасти рыцарь, который даст клятву верности и не нарушит ее. Одного из рыцарей звали Лоэнгрин, а это уже отсылка к эпосу о поисках Святого Грааля — вот такая идеологическая основа у моего балета.

— У вас в либретто есть Лебединые рыцари?

— Нет, но для понимания важно знать истоки образа. Либретто я написал уже после того, как поставил балет. Всегда так делаю, прописываю то, что уже воплотил в репетиционном зале, но не все хореографы так работают.

Герои и основная линия у меня остались привычными: принц Зигфрид встречает Одетту, которую заколдовал Ротбарт, влюбляется в нее и так далее. Нетрадиционно то, что у меня все вокруг принца вертится, а Ротбарт — это сатана, злой гений, который охотится за душой принца. Душа Одетты заключена между жизнью и смертью, поэтому она в образе лебедя. Это тотемное животное, символизирующее пограничное состояние. В моем спектакле Ротбарт появляется с самого начала, он присутствует уже в увертюре, в прологе, когда принц находится у себя в опочивальне. Он является принцу в ночных кошмарах, руководит им, направляет его на озеро. Но при этом Ротбарт не альтер-эго принца, а совершенно отдельная темная сила. Ротбарт предлагает все царства мира принцу, лишь бы он нарушил клятву. Принц нарушает клятву и все заканчивается печально.

В традиционной версии Одетта гибнет в волнах озера, но у нас на сцене никаких волн и никакого потопа не будет — Одетту заклевывают черные лебеди, а принца убивает Ротбарт, слишком не равны их силы. Друзья оплакивают его в конце спектакля, а в этот момент души Одетты и принца уносятся в храм вечной любви. Здесь, конечно, идет поэтизация смерти, но такой стиль – романтизм, там всегда все заканчивается трагически и никак иначе.

— Получается, что это будет мужской спектакль?

— Я бы так не сказал. В традиционных версиях «Лебединого озера» основное внимание уделено Одетте-Одиллии. Ее образ прописан достаточно подробно, а принц где-то на втором плане, даже в сцене его дня рождения. Он появляется на озере и танцует па-де-де и еще одно, так называемое «черное па-де-де», вот и все. В партии Одетты я мало что изменил: для нее поставлен заново лишь последний акт. А принц в моем балете действительно много танцует, и временами его партия выходит на первый план. Соответственно, и в первой картине первого акта, и во втором акте появилось много нового. Я также добавил русский танец и сделал коду характерных танцев, которая предвосхищает коду принца. Солистам это очень понравилось, у них появилась возможность перевести дыхание между выходами. Как уже говорил, третий акт абсолютно новый, и совершенно по-другому раскладывается и финальная мизансцена. История у нас получилась сложная, и далась она мне большим трудом.

— А что необычного было в работе над балетом?

— Если говорить о хореографической части, то есть эстетические вещи, может быть, даже не характерные для меня. Известно, что у Петипа в его «Лебедином озере» был вальс с табуретами. Вот и я решил сделать вальс с табуретами и поставил его. Это не реставрация, никакого описания не сохранилось, это целиком авторская хореография. Кстати, у Петипа все время присутствуют цветы, подставки, табуреты. На них можно встать, сесть, и это дает возможность использовать в танце разные визуальные уровни.

— В каких декорациях будет идти спектакль?

— На сцене будут белокаменные стены. Понимаю, что это несколько неожиданно. Когда мы говорим о западноевропейских замках, мы всегда представляем их темными, но когда их строили, они были светлыми.

— Кто будет танцевать в первом премьерном спектакле нового «Лебединого озера»?

— Зрители узнают все в день премьеры. В «Лебедином озере», как и в других постановках, я готовлю несколько составов. Солисты здесь будут и молодые, которых, я думаю, зрители увидят в первой серии спектаклей.

Во время подготовки нового «Лебединого» у нас происходят такие процессы, которые я бы назвал символическими. Все знают нашу талантливую приму-балерину Наталью Моисееву. В новом спектакле танцует ее ученица, при том что сама Моисеева танцует «Лебединое» в варианте Макаровой. Для творческого роста труппы очень важно, когда артист танцует сам и одновременно передает опыт. Очень надеюсь, что на новом «Лебедином озере» в Пермском театре оперы и балета вырастет несколько поколений молодых артистов.

Источник