Главные партии в громких оперных премьерах, получение «Золотой маски» и Строгановской премии – таким, поистине звёздным, стал завершающийся сезон для молодой солистки Пермского театра оперы и балета Надежды Павловой.

А в жизни оперная дива абсолютно лишена звёздности. Обаятельная, открытая, искренняя. Интервью, данное ею «АиФ-Прикамье», – первое в российских СМИ после её «масочного» триумфа.

В начале были сказки

Вера Шуваева, «АиФ-Прикамье»:  Надежда, можете назвать другое событие из вашей жизни, подарившее такие же эмоции, как получение «Маски»?

Надежда Павлова: Рождение сына, безусловно! Это самая главная эмоция для меня. Хорошо помню и тот момент, когда в 2015 году выиграла Гран-при международного конкурса в Минске и не могла поверить в случившееся. Ведь всего за три года до этого я работала в Музыкальном театре Петрозаводска, где в детских спектаклях играла зайчиков и мышек. Но правы были старшие коллеги, говорившие тогда, что я ещё скажу спасибо этим сказкам. Да, они действительно учат актёрским вещам! И потом, обмануть детей очень сложно.

– В труппу Пермского оперного вы пришли в 2012-м, а за год до этого худруком театра стал Теодор Курентзис. Похоже, Пермь и вправду некое место силы, энергетически притягивающее таланты?

– По-моему, сюда не только съезжаются лучшие, но их дарит и сама пермская земля. Мой папа – с Урала, из Свердловской области. Так что я, в принципе, вернулась на свою родину.

– Лет сорок назад Пермь во всём мире ассоциировалась с именем другой Надежды Павловой – знаменитой балерины. Вас это не тяготит?

–  Не забуду, как Валерий Игнатьевич Платонов (главный дирижёр театра. – Ред.), по приглашению которого я приехала в Пермь, знакомил меня с театральными службами. Приходим в библиотеку, и он с порога: «Знакомьтесь: наша новая солистка. Представляете, какое у неё имя: Надежда Павлова!» А библиотекарь из-под очков: «Какое обременительное наследство!»  Но я этого обременения не чувствую. Прошло уже много лет с тех пор. В театр ходит в основном новое поколение. Единственное: приятно сознавать, что достойно несу это имя. И Надежде Васильевне, если она обо мне знает, это тоже, надеюсь, приятно.

«Изюм» в искусстве

– Антон Адасинский, режиссёр «Свадьбы», российская премьера которой состоялась на Дягилевском фестивале, назвал вас самородком. Добавив, что вы начали в этой опере вышивать и соединили несоединимое. Поясните насчёт вышивки, пожалуйста.

– Думаю, он имел в виду то, что на репетициях я донимала его вопросами. Чтобы выглядеть на сцене убедительно, мне надо понимать, для чего я должна делать то или иное движение. И мы вместе придумывали, вместе оправдывали мою роль. То же было и в работе с Бобом Уилсоном, когда я готовила Вио­летту в «Травиате».

– Уилсон строгий режиссёр?

– Что вы, в плане общения он очень лёгкий. В его команде абсолютно профессиональные люди, чётко знающие, чего он хочет. Например, Боб подходил ко мне на сцене со словами: «Ты такая красивая! Ты похожа на Марлен Дитрих! Только сделай тут ручку вот так». И отходил. А за ним появлялся ассистент с толстенным блокнотом, где куча замечаний.

– В роли Невесты в «Свадьбе» вы поразили блестящей имитацией народного голоса. Голосили просто отчаянно! А что в обычной жизни может заставить вас проявить свой голос?

– Вообще я достаточно спокойный человек. При любом скандале теряюсь. Но если увижу, что кто-то бьёт, допустим, ребёнка или мучает животное, не смогу пройти мимо. Я человек верующий, и осквернение сакральных вещей для меня тоже неприемлемо.

– Вы про «Тангейзер», «Матильду» и другие фильмы и спектакли, оскорбляющие в последнее время чувства верующих?

– Нет. Всевозможный «изюм» в произведениях искусства я воспринимаю спокойно. Главное, чтобы он был оправдан. Я говорю не об этом, а о граффити на церкви, например. Да и то, что устроили в храме Pussy Riot, – не понимаю, если честно. Для чего они прыгали там?! Чтобы вызвать к себе интерес?

Как выйти из роли?

– Самой психологически сложной для вас ролью вы называете Марту в опере Вайнберга «Пассажирка». Что было труднее: войти в образ узницы Освенцима или выйти из него?

– Выйти. Как вошла в этот образ – не поняла: тяжёлая работа, напряжённая музыка, и ты в этом варишься. А когда всё закончилось, началось осознание. Было очень тяжело. Очень. Все эмоции остались на сцене. После Марты я даже отказалась от ввода в новую роль.

– А самый непредсказуемый поступок в вашей жизни какой?

– Поехать на конкурс – для меня уже такой поступок. Куда бы я ни ездила, всегда были люди, которые давали мне волшебный пендель и чуть ли не документы мои отправляли. (Смеётся.) Сама же я всё время сомневаюсь. Меня и к Перми, слава богу, подопнули.

– Представьте, что у вас есть возможность спеть дуэтом или просто пообщаться с кем угодно. Кого выберете?

– Очень люблю француз­скую певицу Натали Дессе. За голос, за харизму. Многому учусь у неё. Было бы здорово что-нибудь спеть вместе, хотя мы обе сопрано. А из исторических личностей… (Долгая пауза.) Пожалуй, пообщалась бы с Екатериной II. Мне нравятся сильные женщины. Спросила бы у неё, всё ли правда из того, что оставила нам история.

– Спектакли и репетиции – это бесконечная трата сил. Что вас подпитывает?

– Чашка кофе, прогулка по набережной, любимая музыка в наушниках. Нет, не классика – этническая музыка, восточная. Недавно открыла для себя укра­инскую группу «ДахаБраха». Это супер!

Вопросы задавала Вера Шуваева | АиФ