Фестиваль «Дягилев. P.S.», позиционирующий себя как фестиваль новых имен, открыл петербуржцам дирижера Теодора Курентзиса, который выступил в нашем Александринском театре впервые с оркестром MusicAeterna с большой программой из музыки Жан-Филиппа Рамо.
Грек Теодор Курентзис учился в нашей Консерватории у Ильи Мусина, ассистировал Валерию Гергиеву, но в итоге уехал отсюда в Новосибирск. Петербург долго не мог принять у себя музыканта, о котором последние лет пять без устали говорят и пишут все московские критики, соревнуясь в самых красноречивых эпитетах. Курентзис выступал музыкальным руководителем премьеры «Воццека» Берга в постановке Дмитрия Чернякова в Большом театре, «Макбет» Верди в Новосибирске в постановке того же режиссера, записал на CD «Дидону и Энея» Перселла в аутентичной манере. О деяниях Курентзиса, его могучем дирижерском потенциале наслышаны и в Европе, где он неоднократно заявил о себе на разных площадках. Сейчас он трудится на благо нового имиджа Перми и перетащил туда за собой из Новосибирского оперного театра целый оркестр.
Наконец, благодаря новому фестивалю Курентзис дебютировал в Петербурге. Название фестиваля «Дягилев. P.S.» настолько емкое, что позволяет включать в его концепцию если не все, то очень многое, поскольку в постскриптуме, или послесловии, можно рефлексировать уже не столько о главном, сколько о том, что за ним последовало. В широком смысле феномен Дягилева, безусловно, связан с мыслью о мощном лидерском подвижничестве и открытии новых горизонтов в искусстве.
Балетов на фестивале в этом году немного — больше выставок и концертов. Так, «Дягилев. P.S.» открылся концертом из никогда не исполнявшихся произведений Владимира Дукельского, о котором наша газета уже писала. Музыка Дукельского оказалась если и не лишенной изобретательности, то чересчур «многословной», как бы неотредактированной, к тому же исполненной не слишком талантливо.
Чего никак нельзя было сказать о концерте Теодора Курентзиса, ставшем главной музыкальной сенсацией фестиваля. Здесь пересеклись сразу несколько красивых мотивов. Это был вечер дебютов — дирижера, певицы, оркестра, и можно назвать его и вечером премьер, поскольку почти нет сомнения, что многие вещицы Рамо не исполнялись в Петербурге пару сотен лет. Публика реагировала единодушным крещендо оваций.
Теодор дирижировал буквально всем телом, не без театральности, но добиваясь максимального эффекта. Его состояние передавалось в зал как электричество. Он представил оркестр сплошь из молодых музыкантов, собранный не в столицах, а в регионе, по традиции называемом провинцией. Тем не менее оркестр своими высокими техническими характеристиками дал фору и московскому Pratum integrum, и тем более нашему Оркестру Екатерины Великой, за долгие годы так и не оправдавшему возложенные на него ожидания. Музыку, написанную более двухсот лет назад — заводные ригодоны и тамбурины, фрагменты опер и инструментальные ансамбли, — они исполнили с небывалым драйвом. В этом проявилось искусство Курентзиса, научившегося добиваться звучания гипнотической силы. Это особенно остро почувствовалось во время финальной медленной скорбно-просветленной арии, ввергнувшей зал в транс своими едва слышными призрачными пианиссимо.
Феей Курентзиса и всего концерта была сопрано Барбара Ханниган с ее гибким инструментальным голосом. Она спела Рамо впервые в России и впервые же выступила с Курентзисом. Петербург был третьим городом на карте их тура после Перми и Москвы, поэтому в голосе чувствовалась усталость. Но всем своим видом певица показывала, какое наслаждение получает от совместного творчества.
Любопытно, что в тот же вечер на своих площадках давали концерты два других ученика Ильи Мусина — Валерий Гергиев и Юрий Темирканов, словно устроив проверку своим постоянным слушателям. Большинство которых, увы, изменили им в пользу нового поколения.