Фото: Андрей Чунтомов

В конце октября в Пермском театре оперы и балета состоялась мировая премьера балетного триптиха Севагин/Самодуров/Пимонов, названная по именам хореографов. Специально для проекта Раннев и Светличный дебютировали в качестве композиторов для балета. Музыкальный критик Екатерина Беляева рассказывает и показывает по фотографиям читателям DEL’ARTE Magazine о том, что получилось в результате коллаборации современных композиторов и балетных худруков.

Действующие композиторы, особенно такие востребованные как Владимир Раннев (1970, автор опер «Два акта» и «Проза» и музыки к многочисленным драматическим спектаклям и выставкам) и Антон Светличный (1982, автор музыки к спектаклям Кирилла Серебренникова «Гамлет-Машина» и Ольги Цветковой «Крик о тишине. Дао Дэ Цзин», мюзиклу «Две королевы» и др.), обычно не спешат писать музыку для балетного театра из-за его пресловутых условностей. Но оба эти композитора внезапно ответили согласием на предложение худруков балета двух ведущих уральских компаний — Антона Пимонова (Пермь Опера Балет) и Вячеслава Самодурова (Урал Опера Балет) — создать для них новые партитуры. Мировая премьера состоялась в конце октября в Перми, ее курировал программный директор Пермского театра оперы и балета Дмитрий Ренанский.

Маньеристские тени Севагина для Вивальди

Премьера была обозначена на афише не названиями спектаклей, а именами трех худруков-хореографов — «Севагин/Самодуров/Пимонов». При этом Максиму Севагину (Московский музыкальный театр имени К.С Станиславского и В.И. Немировича-Данченко) современной партитуры не досталось, но было предложено выбрать сочинение любого барочного композитора, которое никогда не использовалось на балетной сцене. Так к компании, состоящей из Владимира Раннева и Антона Светличного, «присоединился» Антонио Вивальди (1678-1741) с двумя концертами (Концерт для виолончели, струнных и бассо континуо ре минор и Концерт для двух виолончелей, струнных и бассо континуо соль минор). Севагин назвал свой балет «В темных образах» в соответствии с общей визуальной концепцией вечера. По замыслу художницы-постановщицы балетного триптиха Алены Пикаловой «сквозной темой оформления объема сцены стал переход от глубокой черноты к чистому белому пространству». То есть предполагалось, что Севагин работает с темнотой, Самодуров — с переходом от тьмы к свету, а Пимонов — со светом.

Понятно, что общая концепция постепенного «просветления» никак не мешала хореографам выстраивать собственные взаимоотношения со светом и тенью внутри своих спектаклей, взаимодействуя с Алексеем Хорошевым, художником по свету в триптихе. Двадцатипятилетний Максим Севагин, самый молодой в истории балетный худрук, начал разрабатывать в танце «кьяроскуро» (живописную технику затенения) уже в своем первом по-настоящему удачном балете «Безупречная ошибка», который он сочинил для проекта L.A.D. в 2021 году. Лаконичный спектакль выпал из поля зрения критиков, так как его композиция плохо накладывалась на музыку Леонида Десятникова, к юбилею которого L.A.D. выпускался. «Как старый шарманщик…» Десятникова, с какой стороны на него не посмотри, вырастает из романтизма Шуберта, из начала XIX века, а Севагина явно интересуют музыкальные формы и культурные феномены более ранних периодов. Расцвет «кьяроскуро» пришелся на эпоху Караваждо и караваджистов. Новаторская техника письма виртуозно использовалась художниками в моделировании человеческого тела.

В балете «В темных образах» Севагин создает средствами танца и игрой света и тени разные иллюзии рельефа человеческого тела, придумывая для артистов не самые грациозные, и уж точно не галантные позы и позировки. В какой-то момент на сцене возникают вполне узнаваемые, типичные для эпохи маньеристов затемненные композиции светской и религиозной живописи: картины распятия, кающиеся Марии Магдалины, реалистичные музы из трактира, растрепанные жрицы Венеры и персонажи жутковатых интимных сцен, завуалированных под вечеринки с музыкой и танцами (см. фото ниже). Взяв именно эти концерты Вивальди — для виолончели — Севагин состаривает барочную музыку, открывает в ней новые грани. Он заставляет ее объяснять любопытные явления эпохи предваряющей барокко. И парадоксальным образом музыка Вивальди совсем не сопротивляется.

Фото: Андрей Чунтомов

Вольно или не вольно молодой хореограф спорит с Баланчиным и его балетом «Кончерто барокко», созданным в 1948 году на музыку концерта для двух скрипок и струнного оркестра И.С. Баха. У Баланчина в танце соревнуются две виртуозные девушки-скрипки, у Севагина виолончели не дублируются конкретными танцовщиками на сцене, но зато элегантные инструменты участвуют в создании суггестивной атмосферы спектакля.

Царство тьмы Самодурова на музыку Раннева

История уже успела зафиксировать момент прихода Владимира Раннева в балетный театр. Рассказывают, что Вячеславу Самодурову понравилась найденная в интернете композиция Раннева “Hello, world”, написанная для церемонии открытия чемпионата мира по программированию осенью 2021 года, он позвонил автору по телефону и попросил сделать из этой миниатюры балет для вечера в Перми. Сотрудничество состоялось. Раннева не совсем устроило придуманное Самодуровым название, в итоге вышла традиционная формула «балет такой-то такого-то хореографа на музыку такого-то произведения такого-то композитора»: балет Вячеслава Самодурова “Ultima Thule” на музыку Владимира Раннева «Двадцать вариаций». Речь действительно идет о многократном повторении по нарастающей, как в «Болеро Равеля, теме, которая прежде легла в основу “Hello, world”.

Название “Ultima Thule” неслучайно для Самодурова. Как и Севагин с «кьяроскуро», он продолжает здесь «отанцовывать» начатую ранее тему взвинченности и возбуженности, которая переполняет Художника в сегодняшней непонятной ситуации, когда накопленную за время ковидной спячки энергию и задержанную обстоятельствами радость творчества неуместно публично выплеснуть. В почти веселой «Танцемании» Юрия Красавина (мировая премьера состоялась в июле 2022). Самодуров показывает артистов Большого театра, одержимых маниакальной страстью к танцу. В “Ultima Thule” он отправляет в ссылку превосходных солистов Пермского балета на забытую богом землю, где люди проходят все стадия расчеловечивания, умирают и продолжают вести жалкое существование теней в Аиде. Словосочетанием “ultima Thule”, или «крайняя Туле», античные авторы обозначали неизведанную территорию и последнее пристанище землян.

Партитура Раннева, в которой каждая минута музыки сохраняет первоначальный дух церемонии, помпы, дурного праздника, поминок, грандиозно оформляет это траурное шествие человеков из зоны, пульсирующей энергией света (см. фото выше), в пространство замшелой тьмы (см. фото ниже). Заунывная мелодия (отдаленно слышится обобщенный, но неуловимый до конца мотив народной или революционной песни, похожей на те, что звучат в симфонии Шостаковича «1905») повторяется много раз. В момент коренного перелома, когда становится ясно, что борьба людишек тщетна, артисты оркестра пермского театра начинают в буквальном смысле петь эту самую мелодию, превращая новенькую партитуру в своеобразный опус для балета, оркестра и хора, где хор и оркестр — одно и то же.

Фото: Андрей Чунтомов

Медвежья земля Светличного и Пимонова

Антон Светличный сразу согласился, что их общий с Антоном Пимоновым балет будет называться «Арктика». Спектакль с оригинальным дерзким названием «медвежья земля» (территория, расположенная под созвездием Большой медведицы) можно считать оммажем Перми, красивым приношением к грядущему юбилею города, на гербе которого красуется шагающий белый медведь, хотя, возможно, постановщики не вкладывали в название никакого особого смысла.

Как и его коллеги, Пимонов здесь возвращается к теме, которую он уже начинал разрабатывать в прошлых работах. После появления «Арктики» совсем в ином ключе воспринимается его последний балет «Сделано в Большом» на музыку Анатолия Королева. Теперь стало понятно, что Пимонов исследует советское прошлое балета и танца, когда проходки строем, спортивные соревнования, танцевальные конкурсы на выносливость были гармоничной частью театрального спектакля. Уместно вспомнить балетмейстера-новатора 30-х годов Федора Лопухова и многих других. Советское «строевое» Пимонов кладет на одну чашу весов, а на другую помещает волнующее его наследие Баланчина, у которого есть балет-соревнование «Агон». «Арктика» — это наш ответ Чемберлену. Пермский медведь соревнуется с неким условным западным соперником. Хорошая подсказка о сути пермского агона приходит от сценографа. На заднике красуются три круга (см. фото ниже), при этом на желтый накладывается красный, как в символике ушедшей из России платежной системы Mastercard, только в зеркальном отражении, а на красный наезжает голубой — цвет неба и мира.

При создании четырехчастной композиции Светличный — по договоренности с хореографом — ориентировался на музыкальный минимализм конца XX века: опусы Стива Райха и «бристольскую андеграундную сцену».

При первых аккордах аккуратный кордебалет выстраивается в колонну, и за считанные секунды рассыпается по сцене, чтобы без остановки бесконечно долго исполнять простые и похожие друг на друга комбинации, сохраняя нечеловеческий темп. Потом то же самое делает пара виртуозных солистов (см. фото ниже), изнуряя друг друга танцами, соревнуясь до изнеможения. И в финале балетный класс превращается в танцпол, где «танцуют все», где в техно-угаре день сливается с ночью.

Примечательно, что эту уникальную балетную программу целиком, а не только ее музыкальную часть, с начала до конца курировал Дмитрий Ренанский, который прежде специализировался на драматических спектаклях, операх и симфонических концертах. Результат его вторжения на балетную территорию — фантастический. Поэтому, наверное, его дебют можно назвать самым ярким.

Автор: Екатерина Белява, DELARTE Magazine