«Дон Жуан». Viva la liberta!

Пять часов на поезде по уральским холмам — и попадаешь на передовую европейского искусства. Пермский театр оперы и балета под управлением Теодора Курентзиса. Какие последние тренды? Какие новые горизонты? Что тут они опять себе напозволяли, о чем потом весь сезон будут меня спрашивать в разных столицах на разных языках? Попутно отбиваясь от министра Гладнева, тут ждут на ближайший Дягилевский фестиваль Ромео Кастеллуччи и Маркуса Хинтерхойзера и принимают приглашения от Руртриеннале и Зальцбурга. За запись на Sony первой оперы трилогии Моцарта — Да Понте — «Свадьбы Фигаро» — уже получена премия ECHO Klassik. На подходе релиз «Так поступают все женщины». И вот поставлена финальная часть трилогии — «Дон Жуан». Диск выйдет в следующем году. А все три оперы подряд впервые будут показаны на пермской сцене в конце ноября. С лютней и хаммерклавиром, с жильными струнами и вольными вокальными завитушками у солистов в духе XVIII века. Да, кстати, вместе с привыканием к историческим инструментам и строю 430 Гц пора переучиваться на итальянские названия моцартовских опер.

Все они сделаны разными импортными командами в совершенно контрастных стилях. За два предыдущих года уже стало понятно, что общей режиссерской концепции ждать не надо, моцартовский пермский проект — в первую очередь дирижерский, и не будем в очередной раз повторять, кто его главный герой. Тем не менее «Don Giovanni» оказался эффектным театральным высказыванием, от которого просто так не отмахнешься.

Поставила его многолетняя участница знаменитой каталонской группы La Fura dels Baus Валентина Карраско — будто играючи, без робости и придыхания, с лихачеством и свободой. И выдался он зрелищным, чувственным, веселым (зал реально постоянно хохочет), грустным и очень живым, несмотря на то что речь в нем идет о людях-манекенах.

Настоящих манекенов в постановке очень много. Дополненные видеорядом в жанре нуар, они заполняют хитро затемненную сцену (художник по свету — Петер ван Прает) в качестве декораций (сценографы — сама Карраско и Эстерина Зарилло). Среди них плутает обслуживающий их персонал, а также, собственно, герои оперы Моцарта, так что заблудиться и обознаться, как того требует сюжет, не составляет никакого труда. Тела с женскими округлостями, груженные оптом и в розницу, отлично подходят для иллюстрации лепорелловой «арии со списком». Одновременно манекены — символ смерти.

Ничего неожиданного про главного героя не сказано, просто это сделано очень убедительно, неформально, невампучно и со знанием дела. Дон Жуан — воплощение свободы, он делает только то, что хочет, добивается тех, кого хочет, веселится, не отступает, не боится смерти и ограничений, накладываемых обществом. Грустно только, что свою Серенаду ему приходится петь надувной кукле. В первом из двух составов это давно знакомый по курентзисовским проектам обаятельный и витальный Симоне Альбергини. Его слуга Лепорелло (Гвидо Локонсоло) ближе остальных ему по духу, остроумный очкарик в кепке, таскающий с собой в дорожной сумке игрушечного Чебурашку. Женщины, по версии режиссера, — более невзрачные, затушеванные, легче сливающиеся с манекенной массой. Но, однако, это не мешает заметить вокальные успехи пермячки Натальи Кирилловой (Донна Эльвира) и новенькую звезду на моцартовском небосклоне Курентзиса Надежду Павлову (Донна Анна).

Дон Жуан единственный не обмотан всевозможными ортопедическими корсетами и бандажами, не сливается с манекенами, выделяется ярким пятном на общем фоне (художник по костюмам — Мета Бронски). Все, кто с ним соприкасается, получают эту прививку свободы — хотя бы ненадолго, хотя бы на время устроенного им ошеломительного, яркого, раскрепощающего, даже пусть хулиганского праздника, которым заканчивается первое действие.

Под конец главного, слишком свободного, героя все равно изничтожают эти люди-манекены и остаются сидеть скучные, пресные и сексуально неудовлетворенные. Но полотнище с его праздничным лозунгом — «Viva la liberta!» («Да здравствует свобода!») — остается символом всего спектакля, и на поклоны под визги и гул зала артисты выходят именно с ним. И, кажется, театр гудит не только благодаря поставленному на его сцене Моцарту, но и резонируя с тем, что снаружи.

Екатерина Бирюкова | Colta.ru