28 марта 2024
Сегодня
29 марта 2024
30 марта 2024
31 марта 2024
02 апреля 2024
03 апреля 2024
06 апреля 2024
07 апреля 2024
09 апреля 2024
10 апреля 2024
13 апреля 2024
14 апреля 2024
16 апреля 2024
17 апреля 2024
18 апреля 2024
19 апреля 2024
20 апреля 2024
21 апреля 2024
22 апреля 2024
23 апреля 2024
24 апреля 2024
25 апреля 2024
26 апреля 2024
27 апреля 2024
28 апреля 2024
30 апреля 2024
02 мая 2024
03 мая 2024
04 мая 2024
05 мая 2024
07 мая 2024
08 мая 2024
10 мая 2024
14 мая 2024
16 мая 2024
18 мая 2024
19 мая 2024
21 мая 2024
23 мая 2024
24 мая 2024
25 мая 2024
26 мая 2024
28 мая 2024
29 мая 2024
30 мая 2024
31 мая 2024
01 июня 2024
02 июня 2024
04 июня 2024
05 июня 2024
06 июня 2024
07 июня 2024
13 июня 2024
14 июня 2024
15 июня 2024
16 июня 2024
19 июня 2024
20 июня 2024
22 июня 2024
23 июня 2024
25 июня 2024
26 июня 2024
28 июня 2024
30 июня 2024
Журнал
  • Март
    28
  • Апрель
  • Май
  • Июнь
17.04.2019
Александр Погудин: «В музыкальную академию я поступил назло всем»

В преддверии юбилейного концерта Александра Погудина поговорили с солистом Пермской оперы о преодолении поразительных дистанций в его карьере. Как ему удалось пройти путь от станка на закрытом предприятии до сцены Карнеги-холла, от партий баса до репертуара баритона, от увлечения хард-роком до освоения тонкостей бельканто   в нашем большом интервью. 

_UO_5227-© Оля Рунева.jpg

Фото: Оля Рунева


Юбилейные концерты всегда провоцируют на ретроспективу. Давайте вспомним, как складывались ваши отношения с Пермской оперой?

Я был солистом Вятской филармонии в Кирове и по воле судьбы однажды оказался на гастролях в Перми. В тот день выдались три-четыре часа свободного времени, так что я решил прогуляться до оперного театра и выяснить, когда здесь проходят прослушивания. На входе сразу встретил Валерия Игнатьевича Платонова, который тогда был главным дирижером. Узнав, зачем я здесь, он предложил мне попробовать партию Короля Рене [из оперы «Иоланта» Чайковского], а я ответил, что именно ее учил когда-то в училище в рамках госпрограммы. «Тогда идите репетировать», — сказал Валерий Игнатьевич.

Я ушел повторять материал с концертмейстером Натальей Васильевной Кирилловой (с которой мы и сегодня работаем вместе). Только мы добрались до середины арии — зашел Валерий Игнатьевич и предложил петь уже сейчас. Я спел. Платонов молча ушел к себе в кабинет и через двадцать минут пригласил меня. Я думал, он посоветует мне еще подучиться, а он предложил приехать вновь — уже на прослушивание с оркестром.

Через месяц вернулся в Пермь — и уже со следующего сезона вошел в состав оперной труппы. Здесь я дебютировал в партии Доктора Гренвиля в «Травиате» Верди. Второй была роль Скулы в «Князе Игоре» Бородина — драматически сложная, она показала мне, какой трудный путь я выбрал.

Легко ли вам было влиться в труппу? Как вы осваивали репертуар и выстраивали отношения с другими артистами?

Не скажу, что весь коллектив принял меня дружественно. На первых порах ко мне прагматично присматривались. Первыми, с кем я познакомился в труппе, были Сережа Власов и Таня Каминская. Я спросил тогда, какие есть традиции в театре, как принято знакомиться или отмечать дебюты в больших партиях, на что они ответили: «Поживем — увидим».

Сами посудите, какими темпами пришлось осваивать репертуар, если за первый сезон я исполнил 12 разных партий. Каждый месяц в театре давали 12 опер и 12 балетов, осенью и весной готовили премьеры, а к Новому году — детскую сказку.

 

«Я ПОПРОСИЛ ДАТЬ МНЕ ШАНС»

DSC_7109.jpg

Концертное исполнение оперы «Любовь к трем апельсинам». Фото: Никита Чунтомов


Вы поступили в пермскую труппу в 2004 году, еще до окончания Российской академии музыки имени Гнесиных. Что дала вам эта школа? Существенно ли повлияла на развитие дальнейшей карьеры?

В академию я поступил назло всем, семья не одобрила это решение: дескать, окончил училище и хватит уже баловаться. Но я попросил дать мне шанс: поступлю с первого раза — буду учиться, не поступлю — значит, не судьба. В итоге, благодаря тщательной подготовке и какому-то прежнему музыкальному и актерскому опыту, мне удалось пройти.

Учился на заочном, но требования к нам были те же, что и для очников, если не жестче. Ведь всё то, что они проходили за полгода, мы должны были освоить за месяц. Лично мне особенно тяжело давались гуманитарные дисциплины: философия, история, иностранные языки. Музыкальные дисциплины, наоборот, шли легче благодаря работе в театре, но и оказались гораздо ценнее: все-таки профессионально заниматься музыкой я стал поздно — в 29 лет.

Почему так сложилось?

Мама долгое время была против моих занятий музыкой: у нее с годами закрепилось представление о том, что у всех музыкантов проблемы с алкоголем. Впрочем, еще тогда в Кирове я играл на ударной установке и бас-гитаре в ансамбле при местном доме культуры. С юности слушал не только классическую музыку, но и хард-рок: Led Zeppelin, Judas Priest, Van Halen, Black Sabbath. А вот «Битлы» почему-то никогда не нравились. 

После школы я учился в ПТУ на слесаря-инструментальщика, но в 16 лет был отчислен. Устроился на закрытое оборонное предприятие. За год мне удалось дойти до четвертого разряда, а потом я перешел на станки с программным управлением: там мы фактически занимались обслуживанием высокоточного японского оборудования. В целом, меня устраивала эта специальность. Угнетал разве что график «от звонка до звонка». Когда такой режим вконец надоел, я выучился на водителя грузовика и провел за рулем до 29 лет. Такая занятость меня вполне устраивала. 

Почему в таком случае вы начали заниматься музыкой? 

Моя вторая жена, Татьяна, руководила в Кирове церковным хором. В девяностые многие из ее коллектива, особенно мужчины, поехали на заработки, и стало не хватать голосов. Татьяна знала, что у меня есть слух, какие-то музыкальные способности, поэтому предложила выучить некоторые церковные распевы. Со временем я стал полноценно петь на службах. 

В Успенском кафедральном соборе в Кирове нас часто слышал митрополит Хрисанф. Он сам был регентом, поэтому очень внимательно относился к звучанию службы. Тогда настоятель храма, отец Петр (Шак), решил, что даже на малом клиросе должны петь профессиональные исполнители. На тот момент я был единственным без музыкального образования, поэтому, обсудив всё с женой, решил пойти в училище. Особенно ценными оказались для меня уроки вокала с Валентином Васильевичем Герасимовым. Было непросто, пришлось совмещать работу и учебу, но я был настроен решительно. 


«ТЫ — БАРИТОН»

2015-03-26_191655 (1).jpg

Опера «Князь Игорь». Фото: Антон Завьялов 


Прежде вы исполняли басовый репертуар и только лет шесть назад начали специализироваться на партиях для баритона. Такой переход подразумевает смену не только голосового, но и эмоционального диапазона, работу с совершенно иными образами. Как вам удалось адаптироваться к новым условиям? 

Действительно, партии баритона и баса отличаются не только по технике, но и по метафизике, эмоциональному содержанию. Басы, как правило, представляют более благородных и зрелых героев, а баритоны — персонажей средних лет, в которых больше напряжения. 

Первым, кто предложил мне обратить на это внимание, был мой преподаватель в Академии Гнесиных Николай Николаевич Майборода. Он посоветовал сначала спеть Князя Игоря, а затем Томского в «Пиковой даме» Чайковского. Чуть позже Медея Ясониди [директор по кастингу Пермского театра оперы и балета, вокальный коуч] сказала мне окончательно: «Ты — баритон». 

Любопытно, что на гастролях в США, когда мы выступили в Карнеги-холле и Бруклинской академии, я спел партию Кочубея, а Александр Агапов — Мазепы [в одноименной опере Чайковского]. Потом мы с ним сравнили мою басовую партию с его баритоновой — и поняли, что диапазон практически один и тот же. 

Есть роли, в которых зритель давно привык видеть вас на сцене: пожалуй, главная из них — Князь Игорь. Какие отношения сложились у вас с этой непростой партией за годы ее исполнения? 

Лично мне русские оперы всегда были ближе иностранных: я лучше их чувствую и больше в них раскрываюсь... Думаю, мы вообще отличаемся от европейцев многим: менталитетом, чувством юмора, образом жизни. 

Нынешнюю версию «Князя Игоря» ставила режиссер из Бельгии [Сигрид Т’Хуфт]. Изначально в ее прочтении главный герой получался более мягким, что лично мне не близко: все-таки он воин и не может быть размазней. Поэтому мы с ней договорились о более жестком, целеустремленном образе. 

Я даже поправил ее при постановке одной сцены. В Прологе вооруженное войско выходит из храма и сразу отправляется в поход. Только она не учла, что православный не может заходить в церковь с оружием. Я сказал ей об этом. Хотя у нее заранее были продуманы и расписаны все сцены (что мне, кстати, всегда нравится в режиссерах), в этот эпизод она внесла коррективы: в итоге, оружие воинам выносят бояре уже за пределами храма и после благословения.


«СПОРИТЬ С ДИРИЖЕРАМИ Я НЕ ЛЮБЛЮ»

2019-03-10_201246_[074].jpg

Опера «Лючия ди Ламмермур». Фото: Антон Завьялов 


Получается, вам ближе режиссеры, которые продумывают концепцию до мелочей и на репетиции приходят уже с готовым видением спектакля? 

Да, так работать проще. Когда режиссер импровизирует на репетициях, он может в последний момент поменять всё в корне. В моей практике бывало так, что на прогоне я пою одно, на сдаче — совершенно другое, а на премьере выбираю подходящий вариант прямо на сцене. Некоторым нравится импровизировать, но мне комфортнее выучить роль, вжиться в нее и проносить из спектакля в спектакль. 

Недавно вы исполнили партию Лорда Генри Аштона в новой постановке «Лючии ди Ламмермур» Доницетти. Что дал вам опыт работы в эстетике бельканто с дирижером Экторасом Тартанисом? 

Было нелегко. В первую очередь, пришлось долго привыкать к его руке, дирижерской манере. Трудности были на оркестровых репетициях, когда нужно было сводить всё воедино. С Петром Белякиным, с которым я работаю давно, в этом смысле проще. Но и с Тартанисом нам удалось в результате найти общий язык. Спорить с дирижерами я не люблю. 

Почему? 

Не хочется портить отношения, доказывая свою правоту в присутствии оркестра. Нужно договариваться на берегу, с глазу на глаз, а показывать на публике, кто круче, нет смысла. Я считаю, что недопустимо срываться на человека только потому, что у него что-то не получается. У меня тоже бывали открытые конфликты с дирижерами, и в этих случаях я просто уходил с репетиции, чтобы не накалять обстановку. А чуть позже, когда все успокаивались, мы разрешали разногласия.

 

«ЕСЛИ НЕ МОЖЕШЬ — ЛУЧШЕ НЕ ВЫХОДИ НА СЦЕНУ»


2015-03-26_224417_thumb.jpg

Опера «Князь Игорь». Фото: Антон Завьялов


На этом концерте выступит Архиерейский церковный хор под управлением Татьяны Погудиной, вашей жены, а также ваши дети. Кому принадлежала инициатива такого совместного выступления, и вообще, часто ли вы обсуждаете работу с вашей супругой? 

Мы постоянно обсуждаем музыку. Татьяна часто бывает на моих выступлениях, и я всегда спрашиваю ее профессиональное мнение. Конечно, в исправлении ошибок мне помогает и концертмейстер Наталья Васильевна [Кириллова]. 

Что касается участия Архиерейского хора в концерте, эта идея принадлежит Медее. Изначально у меня были другие планы на первое отделение, но она сказала: «Почему бы семью не привлечь? Они ведь у тебя все музыканты». Я решил, что в таком случае нужно приглашать и весь хор, учитывая, что Татьяна регент. 

Вы сказали, что ваши дети тоже связали свою жизнь с музыкой. Чем именно они занимаются? 

Мой сын Виктор всегда проявлял способности к точным наукам, и я думал, что он пойдет по этой стезе. Однако он осознанно решил заняться музыкой и сейчас учится в Санкт-Петербургской консерватории на вокальном отделении. Дочери Ксения и Анна с детства занимались в студиях при театре. Сейчас Аня учится вокалу в колледже. 

Что вы чувствуете перед предстоящим концертом? 

Чувствую груз ответственности, желание показать себя с наилучшей стороны. Если ты не можешь спеть на высоком уровне, лучше вообще не выходить на сцену. Поэтому, надеюсь, удалось подойти к концерту в хорошей форме. 


Интервью: Павел Катаев

 

поиск