Тишина зала нарушается резким звуком шагов, напоминающих военную походку и возвещающих о грозном появлении дирижера. Одетый в черное, в рокерских ботинках, 41-летний Теодор Курентзис выглядит не старше 25 лет. Достигнув подиума, он погружается в Стравинского. Исполнение Le Sacre du printemps («Весны священной») — кульминация Ruhrtriennale, обители авангардных артистов, — 40-дневного фестиваля, организованного в бывшем промышленном цехе North Rhine-Westphalia (земля Северный Рейн-Вестфалия), впоследствии переделанном в пространство для выступлений и выставок. Дирижируя своим оркестром musicAeterna, Курентзис позволяет музыке вести за собой, отражая ее собственными жестами и движениями — то сдержанными, то неистовыми. Больше Нижинский, нежели Бернстайн, больше Питер Доэрти, чем Герберт фон Караян.

«У меня есть миссия. Я хочу спасти классическую музыку», — произносит Курентзис богатым баритоном, контрастирующим с его хрупким телом, когда выходит из состояния, похожего на транс и вызванного восторженной получасовой овацией молодой публики. Может ли быть так, чтобы его миссия — его, греческого дирижера, который нескольких лет работал в Новосибирской опере, а сегодня является художественным руководителем Пермского театра оперы и балета на Урале — была невозможна? Вполне вероятно, нет, ведь метод Курентзиса впечатлил и заинтриговал мир классической музыки. «Мы создали коммуну свободных артистов с различными жизненными кредо. Но все они борются за то, чтобы изменить направление развития музыки», — объясняет он. «Мы работаем не по строгому расписанию и часто репетируем при свечах и за бокалом вина».

Мир (музыки) не таков, каким Курентзис его себе представлял, когда был еще студентом. «Существует два варианта: я либо дистанцируюсь от среды, вращающейся вокруг музыки, к которой испытываю отвращение; либо создаю собственную нишу и поддерживаю в ней священный огонь. Когда в воздухе слишком много музыки, мы уже не в состоянии ее оценить. Представьте, что миром правил бы диктатор, который установил запрет на музыку сроком на пять лет. К чему, вы думаете, это привело бы? Мы бы все слушали музыку на пиратских радиостанциях, по ночам. Музыка родилась бы заново — из тишины, с новой силой и мощью».

Теодор Курентзис — радикал, которого можно сравнить с великими анархистами Бакуниным и Кропоткиным. Вместо того чтобы мечтать сыграть на сцене La Scala, Covent Garden или Metropolitan Opera, он скорее втопчет их в землю [своими спектаклями и концертами на менее претенциозных площадках]. «Любой, кто любит музыку, должен испытывать желание разрушить систему, которая ее контролирует и распределяет между членами крошечной группы посвященных. Крупные институты обречены. То же можно сказать о рок-движении и джазе — лучшие вещи появляются в инди-направлении, мейнстрим на последнем издыхании. MTV — покойник, «супермаркеты звуков» в упадке. Настоящие ценители музыки слушают Sigur Ros, а не Lady Gaga. Сегодня слишком много разговоров о том, как привлечь молодежь в оперный театр. Но и это должно происходить правильным образом; недостаточно просто положиться на суперзвезд (привлекательных, фотогеничных, спортивных оперных певцов). Мы разговариваем с молодыми людьми, у которых есть свой взгляд на мир, кто сопротивляется системе и кто в течение всей своей жизни останется верным опере».

С юности, живя в Греции, Курентзис мечтал стать композитором, как Малер, который был для него идеалом и «который писал музыку только во время летнего отпуска». В то время мерилом искусства для него служила поэзия. Он был очарован сюрреалистами, в особенности Арто, и запоем читал стихи Георга Тракля, Бодлера, Лотреамона и Малларме. «На музыкальном небосклоне мои ориентиры — не «динозавры» фон Караян или Бернстайн, а Гизекинг, Корто, Гленн Гульд, Арнонкур». Когда Курентзис говорит о потенциальном сотрудничестве с другими артистами, он всегда смотрит, в первую очередь, в сторону режиссеров-экстремистов, таких как Питер Селларс, Боб Уилсон, Ларс фон Триер и Ромео Кастеллуччи. «В Перми мы разбили рутину, заражающую искусство. Мы хотим ударить в самое сердце системы, которая планирует постановки и нанимает певцов на пять лет вперед. Во времена Карузо такого не было».

Курентзис мечтает не о реализме в опере, а о некоем «ритуальном театре», который позволяет сохранить оперу как госпелы, оставляя легенду и священную тайну либретто нетронутым. И это не пустые разговоры. Экономический кризис продолжает распространяться, оперные труппы закрываются, и только такие артисты, как он, могут сыграть свою роль в восстановлении музыкального театра. Компания Sony Classical отыскала Курентзиса в Перми и предложила ему долгосрочный контракт, предоставив карт-бланш. «Я не приемлю компромиссов, я хочу иметь все необходимое мне для результата время, ресурсы, без обмана и давления. «Вот потому мы и здесь», —сказали мне в Sony. Я уже записал произведения Рамо, а также Le Nozze di Figaro и Cosi fan tutte Моцарта. На подходе Le Sacre, Don Giovanni и симфонии и Missa Solemnis Бетховена».

По завершении Le Sacre публика в Руре взрывается аплодисментами. Курентзис и оркестр возвращаются на сцену, чтобы вновь соединиться с духами Стравинского, Дягилева и Нижинского, но на это раз для исполнения «Бунта весны» молодого русского композитора Дмитрия Курляндского. Когда звучание струнных достигает крещендо, музыканты один за другим спускаются в зал и смешиваются с аудиторией. Они передают скрипки, альты и виолончели зрителям, которые, под минимальный инструктаж музыкантов, продолжают удерживать уровень звука на фоне электронного шума. Блестящий концертмейстер скрипок, Андрей Баранов из Санкт-Петербурга достигает невероятного эффекта совместно с 20-летней девушкой, которой он вручил свой инструмент. Вытекающий из происходящего музыкальный хаос абсолютно оправдан — он лиричен, креативен и полон жизни.

Под конец действия музыканты разбивают несколько инструментов, и дети в зале тут же кидаются собирать обломки на сувениры (никакой границы между Ойстрахом и Хендриксом). Хайнер Геббельс, выдающийся художественный руководитель Ruhrtriennale, на выходе из зала исполнен восторга: «Я и предположить не мог, что харизма дирижера обернется таким зрелищем». Но Курентзис уже смотрит вперед. «Я хочу стать еще более страстным, более просвещенным артистом. Романтизм и сегодня жив, но все зависит от нас. Хотим ли мы остаться читателями истории нашей жизни или стать ее героями? Я свой выбор сделал, и это не самый легкий путь».

Джузеппе Видетти | Итальянская газета La Repubblica