А с 25 по 29 марта музыкальное пиршество творилось в концертном зале KKL, который принял одного за другим четыре коллектива. Открывал марафон пермский оркестр Теодора Курентзиса Musica Aeterna под руководством самого маэстро. Пермяки думали, что они покажут в Люцерне смешанную программу из произведений Баха иРамо, чтобы зрители могли на следующий день сравнить их интерпретацию Баха и работу более укорененных «в предмете» и более опытных и орденоносных старших коллег из Британии. Но исполнительница кантат Баха Надежда Кучер, которая сопровождала оркестр в его феерическом дебютном турне по Европе (Хельсинки, Афины, Берлин, Брюссель, Люцерн), внезапно простыла в дождливом Люцерне и не смогла выступить в зале мечты. Курентзис не потерялся — Баха решили отложить до лучших времен и расширили программу Рамо.
Эта программа-трансформер является абсолютно беспроигрышной, и она очень удачная для дебютного представления коллектива в столь почтенном зале на престижном фестивале. Получилось не соревнование Баха с Бахом, а встреча разных поколений внутри одного и того же движения. Немецкие, австрийские и швейцарские критики, которые уже настроили свои радары на прием барочных лучей, излучаемых пермскими музыкантами и их харизматичным лидером, но пока еще не готовы отдать им пальму первенства на Олимпе аутентичного звучания, так как ученость сэра Элиота Гардинера и авторитет двух подопечных ему коллективов — Английских барочных солистов и Хора Монтеверди — незыблемы, тем не менее, они все в один голос заявили и написали, что на барочной арене появился новый сильный игрок, чьи опыты подкреплены раскупаемым как пирожки CD с музыкой Рамо.
Курентзис начал, как он любит, в полной темноте с Концерта для клавесина, скрипки и виолы да гамба (1741). Тонкая лирическая песня виолы, казалось, готовила публику к камерному вечеру, но как только истаял последний нежный звук, зажегся свет, музыканты вышли в полном составе, чтобы рассказать о дансантной природе барочной музыки: не надо бояться деревянных звуков, по дереву удобно отбивать ритм, а унылые стулья не нужны, так как с них не потанцуешь.
Заслуги Рамо как самобытного композитора и исследователя гармонии были забыты сразу же после его смерти, а слава реформатора оперного жанра и вовсе досталась Глюку. Его реабилитацией последние лет сорок заняты коллективы, практикующие игру на исторических инструментах и претендующие на аутентичность исполнения забытых партитур. Курентзис изучил все существующие практики, но пошел своим путем, считая, что Рамо надо реставрировать через ритм, через танец, через стирание границ между балетом и оперой, а заодно между комедией и трагедией. Он открыл, что увертюры к трагедиям Рамо совсем не пафосные, мелодия в них едва уловима, а энергия музыки и ее культурный месседж передается через ритм. Для Рамо, жившего в одном веке с создателем балета Луи Катторзом, рядом с музыкой стоял танец, и уже позади этой блистательной пары плелись поэтические Музы.
Поэтому так унылы многие записи опер Рамо, в которых акцент сделан на мелос. Перфектное пение само по себе в операх-балетах Рамо ничего не значит. Гений французского композитора летит на фривольный звук тамбурина, на требовательные призывы взволнованных экзальтированных скрипок и дерзкие пассы состаренных, немного скрипучих медных. Тягучий привкус выдуманного французом Востока в операх «Зороастр», «Галантные Индии», «Бореады», «Наис» тоже передается зрителю через ритмичные перебои. У оперно-балетных азиатов сердце билось также страстно, как и у их западных коллег, но во времена Короля-солнца даже любовные перипетии на Востоке не виделись без вездесущей церемонии.
Во втором отделении пермяки сыграли один из главных хитов Рамо — «тамбурин» из оперы-балета «Праздники Гебы». Рамо был гением тамбуринов в форме рондо — возможно, через этот танец и эту форму и стоит подбирать ключи ко всему творчеству композитора. Он изучил многочисленные народные танцы юга Франции еще до своего триумфального въезда в Париж с «Галантными Индиями», в которых, кстати, тоже есть свой тамбурин. Есть забавная параллель между тамбурином из «Праздников Гебы» (именно из этого тамбурина Рамо сделал знаменитую пьесу для клавесина, обожаемую также пианистами от Гилельса до Соколова), в котором струнники скандируют бодрый призыв медных к танцу, и балетной музыкой из «Аиды», как доказательство существования между композиторами из разных эпох и языковых культур некой голубиной почты.
Курентзис «применил» в Люцерне свой любимый финал, когда дирижер, а за ним и уставшие музыканты тихонько покидают подиум под гаснущие звуки оставшихся инструментов. И коронный бис — Теодор бросает палочку, оркестр играет сам, а маэстро сливается со своими артистами как рядовой барабанщик. Чтобы показать зрителю, как рождается музыка, как она делается людьми из плоти и крови. Сила этого великолепного, если не сказать, нереального для России пермского коллектива в сплоченности.
Эти люди (Теодор Курентзис, Марк де Мони, исполнительный директор театра Галина Полушкина, присоединившаяся к своим дорогим гастролерам в Брюсселе и Люцерне) успешны и победительны, потому что они сплочены. Жалко, что пермяки не показали в Люцерне, на что они способны с Пёрселлом. Но после такого теплого приема следующий контракт не за горами.