Дягилевский фестиваль в Перми открылся мировой премьерой двух сценических сочинений Шостаковича. Как бы фантастично это ни звучало, но архивная музыковедческая работа и творческое к ней отношение дают возможность таких чудес. Сенсационной находке несостоявшейся оперы «Оранго» уже более 10 лет. В 2004 году в музее Глинки Ольга Дигонская обнаружила и атрибутировала Пролог к этой опере, которую в 1932 году, параллельно с «Леди Макбет Мценского уезда», 26-летний композитор начинал писать ни больше ни меньше по заказу Большого театра. Ею собирались отметить 15-летие Октябрьской революции. Тема на тот момент была актуальная и горячая, научная фантастика еще была растворена в реальном воздухе.
Сюжет, который мог бы быть у этой оперы, упоительный. Парижский журналист Альберт Дюран публикует сенсационный фельетон об опытах ученого-эмбриолога Эрнеста Гуро, собирающегося скрестить обезьяну и человека. Разражается нешуточный скандал, карьера журналиста стремительно идет вверх, легкая промышленность реагирует новой обезьяньей модой, но ученый, подвергшийся всеобщему осуждению, тем не менее не оставляет работу и тайно отсылает оплодотворенную мужскими клетками обезьяну Руфь своему другу в Южную Америку, где у нее рождается особь мужского пола. Проходят годы, начинается и кончается Первая мировая война, и вот в дверь Гуро стучит коренастый, низколобый и длиннорукий молодой человек. Это сын Руфи Оранго (производное имя от «орангутанга»). Приметы его дальнейшей жизни — ненависть к Советскому Союзу, безнадежная страсть к дочери ученого Рене, симпатизирующей коммунизму, женитьба на русской эмигрантке Зое Монроз, грязная и удачная журналистская карьера, убийство профессора Гуро и, в конце концов, возвращение к животному обличью. Жена продает Оранго в цирк, где его показывают в клетке.
Можно пофантазировать, как бы повернулась история музыки ХХ века, если бы эта опера была написана, поставлена в Большом театре и посмотрена Сталиным вместо «Леди Макбет». Но такой оперы не случилось. Шостакович ее не дописал. Возможно, слишком быстро тогда менялся воздух вокруг. Опыты ученого Ильи Иванова по искусственному осеменению животных в специально созданном Сухумском обезьяньем питомнике, который Шостакович даже успел посетить, закончились еще раньше, в 1930-м Иванов был арестован и спустя два года умер. Разработавший сюжет оперы Александр Старчаков, журналист, глава ленинградского отделения газеты «Известия», соавтор Алексея Толстого, был расстрелян в 1937-м.
Шостакович написал только Пролог, где история начинает раскручиваться с финала. Оранго в нем — уже скорее обезьяна, которая, впрочем, умеет чихать, играть «Чижика» и говорить «э-хе-хе». Помимо него собравшуюся перед Дворцом Советов публику потчуют «восьмым чудом света», балериной Настей Терпсихоровой.
Второе название — «Условно убитый». Такой спектакль, напротив, был поставлен и пользовался успехом у публики, но жанр его плохо сочетается с нынешним образом Шостаковича, серьезного автора опер и симфоний. Это было эстрадно-цирковое ревю с участием Дунаевского, Утесова и Шульженко, в легкой форме толкующее об обороноспособности страны и обучающее использованию противогаза, который в соответствии с установочной лекцией одного из героев этого шоу Бейбуржуева надо брать с собой всякий раз, уходя куда-нибудь из дома, например, в ресторан. В 1931 году это представление шло в Ленинградском мюзик-холле и выдержало 60 показов. Но либретто и какого-либо внятного описания его не сохранилось, только три рецензии, на основании которых главный пермский балетмейстер Алексей Мирошниченко сочинил новое либретто.
Он же выступил постановщиком обоих этих раритетов, жанр которых и не определишь. Что это — опера, балет, кабаре? Прежде всего, это молодой Шостакович, очкастый мальчишка, в 30-е годы ворвавшийся в самый топ нового, модного и живого, что тогда было, еще тот, свободный, рисковый, не поломанный, до «Сумбура вместо музыки» 1936 года, озорник, игрок, проигрывающий в карты еще не сочиненную музыку (существует легенда, что именно так родились номера к «Условно убитому») и ворующий ее потом сам у себя (смотришь на легкомысленную беготню осоавиахимовцев с противогазами, а слышишь уже себе темный сарказм «Леди Макбет»). Это фантастическая предгрозовая эпоха перед Большим Террором в декорациях по мотивам театральных работ Александры Экстер, с пионерами и чарльстоном, мороженым и шеренгами спортсменов и балерин.
Автором идеи соединить в один вечер эти две партитуры (официально они именуются неоконченной оперой-буфф и одноактным балетом в шести картинах), сделанные британским композитором и музыковедом Джерардом МакБёрни по шостаковичевским рукописям, выступила вдова композитора Ирина Антоновна Шостакович, вполне бодро вышедшая на пермскую сцену перед премьерой. Она все верно угадала. Для того чтобы такое осуществить, нужен театр, где есть оркестр, способный не опошлить музыку легкого жанра, тщательный Теодор Курентзис за пультом, хор, готовый танцевать, балет, готовый надеть спортивные трусы и противогазы, полная свобода от жанровых разграничений и очень хорошее чувство юмора у постановщика.