Московская премьера проекта Теодора Курентзиса «Реквием Моцарта» в исполнении оркестра и хора musicAeterna Пермского театра оперы и балета состоялась на филармонической сцене в Концертном зала Чайковского. Транзит нового проекта — Пермь (где Реквием был исполнен накануне московских гастролей) — Москва — Зальцбург. В городе Моцарта Реквием в исполнении Курентзиса и musicAeterna прозвучит 23 июля в программе Зальцбургского фестиваля.
Это уже не первый проект Теодора Курентзиса, связанный с Реквиемом Моцарта и попыткой открыть эту загадочную партитуру в каком-то другом измерении, проливающем свет на само существо моцартовского начала в мире, на тайну жизни и смерти, на мир вечного, который невозможно увидеть, но, вероятно, возможно услышать. Именно поэтому Курентзис, возвращаясь к Реквиему, постоянно обновляет ракурс музыкального зрения на этот текст, развивая его интерпретацию.
Нынешний проект вобрал в себя и курентзисовский радикальный опыт 2008 года, когда в незавершенный текст моцартовского Реквиема, дописанный, как известно, его учеником Францем Ксавером Зюсмайером и учеником Гайдна Йозефом Эйблером, были вставлены номера, заказанные современным композиторам — Benedictus Сергея Загния и Sanctus Владимира Николаева (на этот раз в текст Реквиема Моцарта Курентзис включил хор Osanna Сергея Загния), и «аутентичную» интерпретацию Курентзиса, записанную на диск «Mozart: Requiem» в 2011 году с новосибирскими musicAeterna и The New Siberian Singers.
В зале Чайковского прозвучало новое прочтение Реквиема, развернувшееся в актуальном для Курентзиса формате музыкального действа. На сцене — музыканты в черных рясах, стоящие у подсвеченных в темноте пультов, сомкнувшийся вокруг оркестра полукружьем хор, в центре — маэстро и солисты, тоже все в черном — визуализация темы траура, аскезы смерти, образа загадочного «черного» человека, заказавшего Моцарту Реквием.
Весь это антураж очень подходил к предыдущей курентзисовской интерпретации Реквиема, с ее резкими динамическими и темповыми контрастами, артикулированными штрихами, мрачными хоровыми всплесками в Rex и Dies irae, быстрыми фугами. Но, показалось, что нынешнему звучанию Реквиема более подошел бы ослепительно белый цвет — свет Aeterna, вечности, бессмертия. Потому что всю звуковую фактуру Реквиема Курентзис построил как музыкальную картину Рая — мира блаженства, из которого человек когда-то пришел на землю и куда он должен вернуться, пройдя путь земных испытаний и смерти. Легкость и прозрачность звучания musiсAeterna создавали в Реквиеме поразительный эффект «воздуха», сотканного из живой моцартовской красоты. Темпы частей были более быстрыми, тоже «воздушными», динамика — мягкая: даже форте не набирало здесь плотности.
В этом Реквиеме звучала потусторонняя гармония, а не канонические ужасы, о которых повествует Dies irae или страшные картины дантевского Ада, связанные в христианском сознании с ощущением смерти. У Курентзиса звучали трепет тремоло и нежность хорового многоголосия мира, «псалмы» и фуги, вытянутые в бесконечно красивые линии, словно невидимые прекрасные реки бесплотного мира, с его фантастическими ландшафтами, тонущими в туманных сфумато.
Отдельное чудо этой звуковой материи — хор musicAeterna (хормейстер Виталий Полонский) — дышащий, завораживающий красотой, текучестью, выровненностью звука и сверхчеловеческими скоростями фуг в Kyrie и в Domine Jesu.
В этом раскладе квартет солистов — Елизавета Свешникова (сопрано), Наталия Ляскова (меццо-сопрано), Томас Кули (тенор, США) и Эдвин Кроссли-Мерсер (бас, Франция) — не солировали даже, а словно выступали «голосами» моцартовски прекрасного, не карающего божьим гневом умершего человека, мира вечности.
И когда в Agnus Dei вливалась Osanna Сергея Загния, повествующая о том, как к Моцарту пришел черный человек и принес заказ на Реквием, как Моцарт почувствовал, что он пишет Реквием для себя, как он умер и на третий день был погребен, как «Ангелы пели и играли Реквием Моцарта на Небе завершенный», вставка это воспринималась не противоречащей общей драматургии, а как естественный художественный жест, соединивший в «вечности» концы мифа — Моцарта и его Реквием, гения и творение, его земную и вечную жизнь.