В Пермском академическом театре оперы и балета завершилась серия премьерных показов "Свадьбы Фигаро" — второй части проекта "Трилогия Моцарта—Да Понте в Перми" в собравшей международную команду вокалистов постановке музыкального руководителя театра Теодора Курентзиса и немецкого режиссера Филиппа Химмельмана. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.

Каждую из частей моцартовского цикла в Пермском оперном предпочли доверить разным постановщикам — в минувшем сезоне буфф "Так поступают все" выпустил Маттиас Ремус, а на осень 2014 года запланирована, как бы невероятно это ни звучало, премьера "Дон Жуана" в режиссуре Петера Селларса. "Свадьба Фигаро", первая в нынешнем сезоне работа подопечных Теодора Курентзиса, позиционируется как копродукция с Festspielhaus Baden-Baden, где трилогия ставится не просто одной и той же творческой бригадой под руководством Филиппа Химмельмана, но в одних и тех же декорациях Йоханнеса Лайакера — следовательно, сценография спектакля уже знакома по баденской версии "Так поступают все". На белоснежном заднике — карта звездного неба с готовой поглотить все и вся пульсирующей черной дырой, на подмостках — отгороженный от окружающей действительности грязными стеклянными стенами метафорический райский сад с древом познания, с которого год назад, запуская механизм грехопадения, срывала запретный плод химмельмановская Деспина: по части лаконичной емкости сценического дизайна у пермско-баденской "Свадьбы Фигаро" на отечественном оперном рынке найдется мало конкурентов.

Между тем ни один из множества транслируемых Йоханнесом Лайакером сюжетов (от моцартовского космоса до греховной природы страсти его героев) режиссура Филиппа Химмельмана реализовать так и не смогла. Задаваемое художником предчувствие спектакля как объемного и глубокого высказывания тает от сцены к сцене: из всех возможных вариантов интерпретаций "Свадьбы Фигаро" постановщик выбирает наиболее прямолинейный — и разыгрывает пусть по-немецки корректную и динамичную, но не слишком затейливую комедию положений, особенно постно смотрящуюся на фоне наиболее значительных трактовок оперы Моцарта последних лет во главе с зальцбургскими шедеврами Кристофа Марталера и Клауса Гута. Это тем более обидно потому, что по ходу дела Химмельман выдает немало точных мизансцен и как будто свежих смысловых поворотов, но в конечном итоге зрителю приходится иметь дело со спектаклем того типа, про который по обыкновению интеллигентно говорят, будто режиссер умер в актерах. Но, по-хорошему, если кто здесь в ком и растворился, так это певцы в дирижере — и никак не наоборот: как и в прошлогодней постановке "Так поступают все", основное содержание в очередную премьеру Пермского оперного вкладывает Теодор Курентзис.

Дирижер одержим желанием заново пересочинить всю музыкальную ткань оперы — конструкция его "Свадьбы Фигаро" крайне жесткая и волевая, все элементы плотно пригнаны друг к другу: люфты не допускаются даже в мнимо импровизационных, но на самом деле тщательно срежиссированных речитативах. Темпы Курентзис предпочитает контрастные, от угарных скоростей увертюры до едва остановившегося времени в каватине Барбарины,— рельеф партитуры обострен до крайностей, то и дело кажется, что слушаешь не "Свадьбу Фигаро", а растянутую во времени и пространстве первую сцену "Дон Жуана" с ее напряженностью и зашкаливающим градусом действия. Звучание оркестра MusicAeterna — по большей части ясно-сухое, поджаро-графичное, упруго-пружинящее, как хорошо натянутая кожа барочных литавр или натянутых до предела нервов. Они дают о себе знать поминутно начиная с первого же дуэта Сюзанны (выдающаяся работа Анны Касьян) и Фигаро (Симоне Альбергини, выгодно оттеняющий насыщенность эмоциональной палитры своей партнерши), в котором вместо привычных гривуазности и кокетства звучит подлинная боль: Курентзис, образно выражаясь, не устает напоминать нам, что после завершения "Свадьбы Фигаро" жизни главных героев не обрываются и им еще предстоит пережить драматические коллизии "Преступной матери".

Выпущенная через шесть лет после памятной новосибирской постановки и наглядно демонстрирующая личностную и творческую эволюцию дирижера, новая "Свадьба Фигаро" Теодора Курентзиса вообще начисто лишена традиционно, казалось бы, присущей этому названию карнавальной пестроты — в пермском спектакле моцартовские протагонисты наделены мироощущением, присущим героям новой драмы, пьес Ибсена и Стриндберга. Подобным образом "Свадьбу Фигаро" уже пытались (не так чтобы, однако, слишком успешно) трактовать на театральной сцене — но не из оркестровой ямы, причем радикализм решения в данном случае подкреплен небывалой для истории интерпретации произведения цельности и внятности художественного жеста и по-прежнему недостижимым для других отечественных оперных домов уровнем аккумулированных исполнительских сил. За свою предыдущую версию "Свадьбы Фигаро" Курентзис получил спецприз "Золотой маски" с формулировкой "за впечатляющие достижения в области аутентизма". Обратившись к партитуре вторично, греческий маэстро поставил будущих членов жюри высшей театральной премии страны в поистине непростое положение: сложно представить, чтобы в стартовавшем сезоне случилось что-то более значительное в музыкальном плане, чем пермская премьера оперы Моцарта. 

Источник