В Перми в эти дни проходит многожанровый международный Дягилевский фестиваль, аккумулировавший в своей программе лучшие силы российского и европейского исполнительского искусства. Из Перми — Елена Кравцун.
Фестиваль уже в восьмой раз проводится в Перми, городе, исторически и духовно связанном с Дягилевым. Мероприятие за несколько последних лет приобрело захватывающий дух масштаб и еще больше раздвинуло рамки своего формата. В этом году организаторы Дягилевского фестиваля в стремлении сделать его еще более открытым и, что называется, friendly по отношению к публике на театральной площади запустили Дягилевский клуб в белом шатре, под сенью которого можно было посмотреть видео спектаклей номинантов премии имени Дягилева и дневники фестиваля, послушать лекции и поучаствовать в public talk.
Международный смотр начался по сложившейся традиции с балетов, а именно с программы под названием «Век танца: Стравинский—Баланчин». Благодаря успешному сотрудничеству с Фондом Джорджа Баланчина Пермский театр оперы и балета наряду с Большим театром и Мариинкой с девяностых годов получил священное право танцевать хореографию «Петипа XX века» — теперь к уже имеющимся в репертуаре труппы восьми балетам добавились еще три. «Аполлон Мусагет» (1928), ставший истинным украшением последних лет Дягилевских сезонов, кульминация неоклассицистской линии в творчестве Стравинского и момент обретения своего хореографического «я» Баланчиным, был проведен артистами в трепетном почтении к создателям. Несмотря на адекватное раскрытие партитуры и торжество красивых тел, этому царству балетных форм несколько не хватало легкости в приземлениях и изящного озорства.
Мифологическую идиллию сменили «Рубины» (1967) из трехчастного спектакля Баланчина «Драгоценности». Задник сцены, декорированный огромными стразами—имитациями самоцветов, вполне воплощал отечественное представление о шике-блеске в привычном духе «дорого-богато». Джазовый рисунок танца с соблазнительными па артисты труппы выдавали со столь залихватской энергией, что даже досадное падение одной из балерин не стало большой проблемой. Последним балетом вечера и российской премьерой стала «Симфония в трех движениях» (или в трех частях, 1972) — многосоставное напористое действо, напоминающее своими угловатыми движениями, с одной стороны, линии танца Нижинского, а своими спортивными перемещениями — соцреалистическую аэробику, с другой.
Вручение Международной премии им. С. П. Дягилева, которая призвана поощрять продюсеров музыкального театра, в этом году закономерно проходило под знаком памяти реформатора оперного театра, импресарио и Дягилева наших дней Жерара Мортье, председательствовавшего в жюри премии на протяжении нескольких лет и скончавшегося в марте этого года. В номинации участвовали пять европейских продюсеров, работы которых так или иначе отличились связью западноевропейской и русской культур: Юрген Флимм, Ева Вагнер-Паскье и Катарина Вагнер, Джон Берри и собственно Жерар Мортье. Ни для кого не было сюрпризом, когда режиссер Дмитрий Черняков огласил решение присудить Мортье премию Дягилева посмертно, денежный фонд пойдет на перевод и издание книги «Драматургия одной страсти» авторства великого интенданта.
Следом за церемониальной частью премии зрителей ждала мировая премьера ультрасовременной оперы «Носферату», написанной композитором—ниспровергателем привычных представлений о музыке Дмитрием Курляндским и утонченным поэтом-либреттистом Дмитрием Яламасом, поставленной двумя Теодорами — дирижером-новатором Курентзисом и тотальным режиссером Терзопулосом (подробнее см. «Ъ» от 19 июня). Размышлением о смерти другого толка стало исполнение оркестром musicAeterna под управлением Курентзиса «Зимнего пути» — сочиненной интерпретации для тенора и камерного состава Ганса Цандера, которая сопровождалась снятой режиссером Алексеем Романовым одноименной кинопоэмой с претензией на артхаус. То на экране в духе школьной работы по информатике полз каллиграфическим почерком написанный текст стихов Мюллера, то разворачивалась кислотная презентация молекулярного мира и Вселенной, а похождения и тернистый путь страданий главного героя, скуластого мятежного юноши, показаны с обыденностью домашнего порно. Эстетизация безобразного сложилась в неловкий грязный декаданс, тогда как исполнение вокальной партии австралийским тенором Стивом Дэвислимом достигло психологических высот.
В качестве отдохновения от напряжений начальных дней на сцене театра случился визуально богатый «Барочный карнавал». Название, настраивающее на восприятие шедевров высокого барокко, оказалось обманкой — французский ансамбль Le Poeme Harmonique, известный во всем мире безупречным аутентичным исполнением музыки барокко и позднего ренессанса, лишь аккомпанировал ярмарочному динамичному балагану в духе средневековых зрелищ с акробатами, жонглерами и шутами. Комичные карикатуры на отдых аристократов сменились разудалыми пластическими этюдами в духе «Цирка дю Солей». По-французски заводной и остроумный спектакль органичнее смотрелся бы не в театре, а именно на площади, где такого рода представления с казнями, пирушками и потасовками и давали в ту эпоху.
Выставки, симпозиум, балет, современная опера по соседству с клавирабендами и этно-рок-концертом — таково разнообразие Дягилевского фестиваля, а завершится все выступлением фестивального оркестра, который исполнит Третью симфонию Густава Малера. Еще в преддверии открытия энергичный Теодор Курентзис обмолвился, что его мечта — «сделать Дягилевский фестивалем премьер, наполнить его тем, чего еще не было ни в России, ни в Европе» — вполне себе дягилевское устремление, благо что и потенциал имеется.