Отвечают композиторы Дмитрий Курляндский и Сергей Невский, критики Алексей Парин и Михаил Мугинштейн
Дмитрий Курляндский
композитор
История оперы — это история оперных реформ, постоянный пересмотр того, что принято называть оперой. Таким образом, сочинение оперы — каждый раз сочинение того, что есть опера. Этот жанр оказывается одним из самых пластичных и изменчивых, он как будто сопротивляется затвердеванию, ускользает от определения. Опера — это то, что композитор решает назвать «оперой». Это может быть сольная инструментальная пьеса («Опера для флейты соло» Шаррино) или перформанс с объектами («Опера с объектами» Люсье) — и в то же время большая театрализованная форма с пением, оркестром и декорациями. Если композитор называет оперой то, что не укладывается в формальные принятые рамки жанра — он, очевидно, предлагает воспринимать его сочинение в перспективе оперной традиции, в диалоге с ней — более или менее остром или радикальном. Не стоит забывать, что слово «опера» означает «труд, дело». И это не только труд композиторский — это еще и приглашение к сотрудничеству зрителя, слушателя, включение его в активный диалог, сотворчество.
Сергей Невский
композитор
Опера отличается от драматического театра прежде всего возможностью рассказывать несколько историй одновременно. В финале первого акта «Дон Жуана» диалог главных героев происходит на фоне трех танцев в разных размерах, звучащих одновременно. У Моцарта это — момент осознанной ирритации слушателя, рафинированной интеллектуальной игры, но уже столетием позже в «Царской невесте» Римского-Корсакова или — еще через 60 лет — в «Солдатах» Циммермана подобного рода полифоничность рассказов, не коммуницирующих между собой, становится базовой техникой повествования. За последние двести лет наша способность выстраивать цельную картинку из разнородных и одновременно протекающих сюжетов многократно усилилась. С другой стороны, — и в этом парадокс нынешней ситуации — современные техники композиции значительно усложнили саму возможность понимания текста. Поэтому композиторы сегодня нередко сокращают абзац либретто до нескольких ключевых фраз либо обращаются к мелодекламации. Сложность современного языка ограничивает нашу способность сопереживать эмоциональному состоянию героев, и поэтому, чтобы не затеряться в собственных поисках смысла, авторы опер часто обращаются сегодня к тому же источнику, из которого опера питалась в самом начале своей истории: к мифу. Мифом может быть историческое событие («Три истории» Райха), им может быть шедевр кино (Lost Highway Ольги Нойвирт) или великая поэзия и философия, сведенная автором в причудливый коллаж («Прометей» Ноно). Таким образом, удачная опера сегодня часто сочетает общеизвестность, архетипичность, узнаваемость сюжета и необычную технику его воплощения.
Алексей Парин
театровед, музыкальный критик, поэт,
либреттист, переводчик, редактор
Что такое опера? Она заменяет нам процесс познания — освоения мира и самих себя? Или она стала заменой религии, то есть образует такое время и такое пространство, где мы соотносимся с чем-то высшим?
Человек становится всё сложнее, в нем возникают новые, неизведанные слои. Композитор вторгается в это «невыразимое». Дирижер вытаскивает всё самое спрятанное наружу, пестует его, вкладывает зрителю в уши. Режиссер тем или иным способом превращает всё в человеческое действо, в игру воль и зависимостей. Певцы выворачивают себя наизнанку, чтобы всё стало хоть как-то понятным.
Опера, одна опера, только опера единственная может нам ответить на все самые сложные вопросы. Нет, не ответить. Она может стать попыткой заглянуть нам в души, докопаться до самого страшного и самого достойного, она может из глубин мира вытащить такие тайны, какие нам даже в страшных снах не снились. Или вдруг представить всё самое лучшее, что мы даже сами не всегда внутри себя распознаём.
Каждый раз, когда гаснет свет и открывается занавес, мы надеемся, что после этой хорошо организованной магии мы станем другими, лучше или хуже, отважнее или покладистей, возвышеннее или проще. Так и происходит всегда, если нам дают «правильную» оперу.
Михаил Мугинштейн
музыковед, историк,
теоретик и критик оперного искусства
В оперном театре, как никогда, встали вопросы авторства. Кем выступает режиссер, кто он: автор нового произведения, соавтор композитора (и либреттиста) или интерпретатор? Зыбкая граница. У дирижера есть партитура, из которой он в силу таланта может проращивать новые смыслы, вступая в диалог с композитором. Режиссер должен сделать сценическую партитуру, но также в диалоге или нет? Сохраняется ли текст автора? Каковы здесь степень и статус творения? Обычно приводят параллель между работой композитора (вместе с либреттистом) с первоисточником. Чайковскому ведь можно переформатировать Пушкина. Почему же режиссеру нельзя менять Чайковского и делать новую вариацию культуры? Но тогда речь (как и в случае Чайковского) пойдет об авторе другого искусства и его названии: спектакль по опере или по мотивам оперы? Марталер и Варликовский, Черняков и Курентзис нередко так и поступают, однако на афише обычно старое название. Почему бы тогда не взять пример с хореографов, которые давно уже не скрывают авторства в названии? Показательна вся балетная афиша Баварской оперы, например: «„Щелкунчик“. Балет в 2-х актах. Хореография — Джон Ноймайер. Композитор — Петр Чайковский».
К сожалению, поиск новых берегов временами заводит не туда. Показательна ежегодная анкета не страдающих консерватизмом критиков в авторитетном немецком журнале Opernwelt (Jahrbuch 2017). Почти одна треть голосов в категории «Разочарование года» касалась отдельных режиссерских работ, в том числе «за постдраматический отказ от интерпретаций, за то, что слишком настойчиво старались найти пустые эффекты, за претенциозное и слабое стремление актуализировать произведение». Режиссерский театр постарел: «всеобщая неуверенность… выражается в оперном мире путем смешения сценических почерков, которые все больше ощущаются как случайные, эпигонские, повторяющиеся или ретроспективные».
В общем, время смутное, и оперное человечество смутилось. Самое время вспомнить прозрение Мусоргского: «художественное обличение духа времени требует, возможно, редкого напоминания обществу современного его интересам (общества) склада, характера речи и способа выражения, — чем скрытнее и чище истинный, а не видимый только горизонт — тем легче и цельнее воспримет и вдохновится общество».
Эти эссе были впервые опубликованы в буклете пермской премьеры «Дон Жуан» (режиссер Марат Гацалов, дирижер Артем Абашев).
Ближайшие показы спектакля состоятся 29 и 30 апреля.
Купить билеты