Наша встреча началась в зале, где шла репетиция «Евгения Онегина». В спектакль в качестве солистов вводились участники хора «MusicAeterna». Об этом, очевидно важном для него событии, Полонский и заговорил в первую очередь, не дожидаясь моих вопросов.
Фото: Антон Завьялов
О хоре и хормейстере
— Алексей Светов будет петь впервые Онегина — но он уже был Елецким, он поет у нас Данкайро в «Кармен», Орфея в одноименной опере Монтеверди, Айзенштайна в концертном исполнении «Летучей мыши», также он работает в детском спектакле «Малахитовая шкатулка» — Степан. У него большой опыт, это артист хора и солист оперы — не так часто поет сольно, но все его выступления достаточно удачные. Я его знаю еще по Новосибирску, по консерватории. Он поработал в Нижнем Новгороде солистом труппы, и теперь с нами сотрудничает уже два года.
— Все артисты вашего хора готовы петь сольные партии?
— Мы хотим этого.
— А они — способны?
— Большинство — да. Пермская публика уже, надеюсь, полюбила нашего Сашу Егорова, который был Варлаамом в «Борисе Годунове». А еще один эпизод в его творческой биографии может войти в историю. В спектакле «Дуэнья» он исполнил три роли, одна из них заглавная — Дон Карлос. Последняя его работа была Фальк в «Летучей мыши».
— Тогда сразу спрошу, хотя не собиралась: «Летучая мышь» — это удачный опыт? С точки зрения совмещения…
— Сценографии и концертного исполнения?
— Нет, мне кажется, что иногда концертное исполнение даже лучше, чем театрализованное, — именно так, по-моему, получилось с «Летучим Голландцем» Вагнера. Это такая мощная, захватывающая музыка, что ей совершенно не нужны никакие дополнительные сценические эффекты, сценографические подпорки. По-моему, здесь ничто не может и не должно конкурировать с музыкой.
«Летучая мышь» — это изначально другая история — и музыкально, и драматургически другая. Но решение довольно длинных драматических сцен мне показалось не бесспорным…
— Само по себе исполнение «Летучей мыши» в концертном варианте — это очень хороший, важный опыт. К тому же это был предновогодний спектакль, шалость, шутка.
— И в этой шутке один из самых изящных и впечатляющих моментов — исполненная хором «MusicAeterna» блоковская «Незнакомка».
— Да, они это хорошо делают.
— Заговаривая о своих хористах, вы несколько раз употребили слово «дети» — они для вас родные, близкие люди?
— Да, несомненно. Я сейчас подойду к Леше [Алексей Светов] — поздравлю его, обниму Наташу и подбодрю. [Наталья Ляскова готовит партию Ольги Лариной]…
— Это не входит в противоречие с профессиональной требовательностью?
— Нет, это разделено — дело делом, дружба дружбой. Если возникают какие-то профессиональные проблемы, то мы их решаем профессиональным способом.
— А почему и как делом вашей жизни стал хор? Почему вы стали именно хормейстером, а не дирижером, например?
— Думаю, что большинство хормейстеров — это результат некоего случая. Никто в музыкальную школу не идет учиться на хормейстера. Я бывший народник. Мое первое образование — это аккордеон в музыкальной школе, потом музыкальное училище. Жил в ПГТ (поселке городского типа) в северном Казахстане, пошел в музыкальную школу поздно, на фортепиано опоздал. После восьмого класса хотел поступать в театральное училище, но мама не отпустила. Пришлось заканчивать 9-й, 10-й класс и музыкальную школу. С точными науками у меня не очень складывалось, я и сейчас не в ладу с техникой, даже машину не вожу… Технарство для меня не существовало. Что оставалось после школы? Музыкальное училище. На аккордеон идти не хотел. А поскольку у меня неплохой тембр (как говорили) — мне предложили поступать на отделение хорового дирижирования. В первый год учебы я не очень понимал, чем я занимаюсь и что я буду делать дальше. А потом учеба захватила, и я ни разу не пожалел о сделанном выборе.
Я сравниваю хормейстера с врачом-терапевтом. Когда к терапевту приходит больной, он ведь не знает, какой болезнью придется сейчас заниматься. Он должен быть готов ко всему. Так и здесь. Ты должен быть универсалом: и на рояле играть, и петь, и лекторствовать — то есть много разных опций должно работать.
— И вам именно эта универсальность нравится?
— Да, я уже давно в профессии, и мне нравится то, чем я занимаюсь. Хотя есть у этой универсальности и оборотная сторона: самостоятельным исполнителем я выступить не могу…
— Для того, чтобы быть хормейстером, не обязательно петь самому? Показывать не обязательно?
— Есть абсолютно не поющие хормейстеры, но владеющие приемами вокального звукоизвлечения.
— Тогда в чем секрет вашей работы — объясните непосвященным. Как вы объясняете свой замысел, свои требования?
— Я не показываю голосом, я показываю прием. У меня есть представление о том, каким должен быть звук — и я любыми способами должен этого добиться. Во время репетиции я могу танцевать, напевать, задавать ритм… Тут любой метод хорош. Кроме психологического давления. Не могу оскорбить. Формула «Ну, ты что, не понимаешь, что должно быть вот так?!» — это не мой метод. Моя цель — создать такую атмосферу, чтобы людям хотелось работать, хотелось выполнить поставленную творческую задачу.
О «Королеве индейцев»
Фото: Алексей Гущин
— В «Королеве индейцев» получилось то, что было задумано?
— Мы не знали, чего мы хотим. Вообще это был момент очень напряженный, сложный. Теодор планировал много заниматься с хором — но на нем были солисты, оркестр, он просто физически не успевал охватить все, с хором ему приходилось работать дистанционно. Он мне рассказывал, какой звук, какую фразировку он бы хотел. Уже перед премьерой было много совместных репетиций, а до этого мы занимались самостоятельно…
— На премьере хор звучал просто фантастически. А для меня эта магия началась еще раньше — с репетиции, точнее даже с пресс-конференции, когда сверху на собравшихся вдруг полилась музыка…
И все-таки — вы получили то, чего хотели, то, что слышали внутри себя?
— Может быть, даже больше…
В оперу включены четыре антема [церковные кантаты] Пёрселла — это духовные сочинения, на них ставить что-то — это странно. Но Питер [Селларс] — со своей фантазией и со своим видением — нашел, как это сделать. Эта пластика рук… Когда я пересматриваю запись, у меня каждый раз комок в горле: я смотрю в их лица и думаю — это фантастика, это потрясающе; я знаю, как традиционно исполняются эти гимны, но чтобы так это сделать!.. Это же опера, соответственно это другие условия, и они в них вписались….
Мы исполняли гимны Пёрселла на Рождество в Органном зале, чтобы пермский зритель слышал эту музыку чаще, — и было сложно уйти от уже сложившегося, оперного, варианта — это ведь две разные истории…
— По-моему, ваши «дети» могут все — в любом состоянии, в любой позе, в любом варианте.
— Да, теперь уже да.
— А что меняется в «Королеве индейцев» от представления к представлению?
— Это каждый раз по-разному.
—По-разному в категориях «лучше» — «хуже»?
— Хуже не может быть, качество не падает.
—Тогда что меняется?
— Меняется состояние. Контекст.
— Где был для вас кульминационный момент? Где был самый удачный спектакль?
— Это невозможно определить однозначно. Различаются не только спектакли, но и отдельные фрагменты.
Три последних спектакля, шедших в Мадриде, были записаны для издания на DVD. Монтаж осуществлялся из разных вариантов записи. Питеру было сложно остановиться на каком-либо варианте. В один день хор выглядит более эмоциональным и напряженным, а на другом представлении артисты хора нежные и просветленные. Прямая трансляция на канале Mezzo была в последний день гастролей. Было очень тяжело, так как накопилась физическая и эмоциональная усталость, но ответственность, которую ребята чувствовали, дала свои результаты. Показ получился очень хорошим.
— На репетиции был очень забавный момент, когда вы с Курентзисом вступили в лингвистический спор по поводу того, что «яма дышит». А вообще между руководителями постановки — дирижером, хормейстером, режиссером, сценографом — бывают конфликты?
— Вот для того, чтобы их не было, и нужен художественный руководитель, который дергает за все ниточки, все увязывает и за все отвечает. У Теодора это замечательно получается.
О Курентзисе и стратегии преобразований
Фото: Галина Ребель
— Вы не идеализируете Курентзиса как руководителя? Не бывает такого, что вам собственная художественная идея кажется более интересной, чем та, на которой настоял он?
— Нет, я признаю гений Курентзиса как творческой личности. Он невероятно одаренный музыкант. У нас не было никогда принципиальных творческих расхождений. Он всегда убеждает меня.
— Своей властью? Или в процессе работы, ее результатом?
— «Я тебе покажу», — говорит он. И показывает. Убеждает концептуально.
— А как вообще устроено управление Пермским театром оперы и балета сегодня? Помимо художественного руководителя, предполагается ли главный режиссер, которого сейчас нет?
— Объявлен конкурс на и.о. главного режиссера. Главного режиссера как фигуры постоянной здесь не будет, чтобы не было двоевластия. Европейские театры отказались от главных режиссеров, заменили их интендантами. В России эта должность пока в большинстве случаев сохраняется, но это чревато неизбежными проблемами, потому что вектор развития должен задавать кто-то один. В нашем случае — это Курентзис. Его художественное видение определяет всю творческую политику театра.
— То есть авторитарная организация — это оптимальный для театра вариант управления?
— Да. Если ты хочешь реализовать большую идею, то тут не должно, не может быть коллегиальности. Когда очень много институций, они не в состоянии договориться, должно быть единоначалие.
— А как формируется художественная политика? Чему она подчинена?
— Вхождение Курентзиса в Пермь изначально имело свою стратегию. Его работу здесь можно разделить на несколько периодов. На протяжении первого года он продемонстрировал, что он большой мастер и может делать большие проекты. Следующий этап — сегодняшний — позволяет уже осмотреться и скорректировать данную изначально ситуацию. Сейчас мы находимся именно на этом втором этапе, когда формируется труппа.
— Заново? С изгнанием аборигенов.
— Нет, методы очень мягкие. При Теодоре, по его инициативе, не продлили контракты только с тремя солистами, и то двое из них были стажерами. Причем один из них сейчас работает в хоре у Дмитрия Батина.
— То есть формирование в данном случае не означает разгон старой труппы и набор абсолютно новой? Это скорее переформатирование коллектива?
— Да, конечно.
— Какова во всем этом роль и.о. главного режиссера?
— А кто будет поддерживать гигиену каждого спектакля? Концепцию задает режиссер-постановщик, а и.о. главного режиссера обязан следить за тем, чтобы заданный уровень и концепция реализовались на каждом представлении, чтобы не было огромной разницы между премьерными представлениями и показами в текущем репертуаре.
Курентзис в этом плане очень требователен — ведь он как художественный руководитель несет личную ответственность за качество всех спектаклей. И он очень переживает, когда приходится терпеть обветшавший, требующий принципиального обновления спектакль.
— Например, «Пиковую даму»?
— Да, в обновлении нуждается и «Пиковая дама»…
— Вы знаете, мне кажется, что за это время доверие к обновленному театру, к Теодору Курентзису, к тому, что он делает, безусловно возникло, но — страх не исчез. И заинтересованная публика вновь и вновь задается вопросом — как долго это продлится? Когда и с чем останется город, когда эта птица-феникс улетит?
— А что, собственно, сломано?
— Стабильность. Сегодня привычной стабильности функционирования репертуарного театра нет. Качество новых постановок — вне сомнения. Но вот великолепную «Свадьбу Фигаро» поставили — и где она? «Королева индейцев» — красочный, потрясающий спектакль — где он? Вернутся ли эти постановки сюда?
— Вы знаете, есть большая надежда, что новое здание театра все-таки начнут строить, соответственно — с чем мы туда пойдем? Если сейчас не готовить творческие проекты, то чем тогда заполнить и ту и эту сцену? Мы об этом думаем и над этим работаем.
— Но Курентзис не приемлет репертуарный театр …
— Ему действительно не очень нравится репертуарный театр, потому что это априори низкое качество. Так как он перфекционист, он хочет получать каждый раз стопроцентный творческий результат.
— А есть надежда, что будет налажена ритмичная и постоянная работа на старой и новой сценах, что это будет не репертуарный, а живой, динамичный, постоянно обновляющийся театральный проект мирового уровня — тут, в Перми?
— Ни один спектакль, поставленный при Курентзисе, не снимается с производства и с проката, но в силу разных обстоятельств — это тяжелые по исполнению постановки, требующие больших энергозатрат, привлечения дополнительных творческих сил, — здесь есть проблемы.
Например, возникали сложности с показом «Свадьбы Фигаро» в марте в Москве на «Золотой маске»: не было Фигаро, который пел на премьере. Ни Альбергини, ни Кристиан ван Хорн не могут приехать в заданные сроки. А Теодору нужен не только хорошо поющий, но и хорошо говорящий на итальянском языке солист. Ни один из здешних баритонов не готов работать на «Фигаро» на том уровне качества, который требует маэстро. Именно поэтому мы сейчас и готовим труппу к тому, чтобы осуществлять все постановки с нашими певцами.
— А это опять-таки заставляет ставить вопрос: в Перми, для Перми есть солисты, которые способны вытянуть сложный репертуар и соответствовать требованиям художественного руководителя?
— Теодор активно работает с Натальей Кирилловой, Натальей Буклагой, Надеждой Павловой, Надеждой Кучер, Гарри Агаджаняном…
— В чем разница между нашими солистами и ангажированными на премьерные спектакли звездами — в голосовых данных? В вокальной подготовке? В чем еще?
— В мобильности, в дисциплинированности, в способности вовремя и качественно подготовить партию — то есть в уровне профессионализма.
— Правильно ли я понимаю, что даже присутствие в театре таких сильных конкурентов, появление таких мощных стимулов, в том числе возможности учиться, не выводит некоторых «аборигенов» из расслабленного состояния?
— Да, профессионализма во всей его полноте многим недостает…
— Как вы взаимодействуете с оркестром Платонова? Вот сейчас вы вводите солистов в его спектакль.
— Нормально взаимодействуем. Все солисты, перед тем как войти в спектакль, обязаны сдать партии дирижеру. Я могу только рекомендовать кого-то. Последнее слово остается за дирижером. Еще не было случая недовольства вводом нового солиста. Случается, что Валерий Игнатьевич обращается ко мне с просьбой ввести одного из артистов хора в свой спектакль. С Теодором у Валерия Игнатьевича отношения уважительные. Конечно, существуют и проблемы. Сказывается разница в зарплатах артистов двух оркестров и хоров. Но сейчас, благодаря Курентзису, под которого дают деньги — и бюджетные, и спонсорнские, — будет и подпитка оркестра Платонова. Теодор лоббировал интересы оркестра Платонова, в результате чего министерство культуры выделило дополнительные средства. Администрации оркестра необходимо должным образом перераспределить ресурсы внутри того состава, который есть сейчас, а также набрать новых музыкантов.
— Все-таки внутри театра два коллектива?
— Да. Но художественный руководитель один, и все, что происходит в театре, — это сфера ответственности Курентзиса. Он видит среди прочих свою задачу и в том, чтобы пополнить оркестр Платонова качественными музыкантами.
— Будет увольнять «некачественных»?
— Думаю, что будут какие-то рокировки. Я могу отвечать за вокальную труппу солистов — здесь нет разделения на «наших» и не «наших», «старых» и «новых». Все новые солисты поступают в штат театра.
— А хоров два?
— Да. Хор под руководством Дмитрия Батина и камерный хор «MusicAeterna». Есть задача обновления и доукомплектования хора Батина — в частности, тенорами. Женский хор у Димы хороший, а мужской хор требует пополнения и как минимум обновления. Он уже взял нескольких студентов. И передо мной Теодор поставил задачу расширить хор «MusicAeterna». Необходимость в этом проявилась во время работы над «Летучим голландцем» … Так что мы находимся в процессе активной работы, на этапе формирования труппы.
— Каким будет следующий этап?
— То, что происходит сейчас, является очень важным моментом. От комплектации творческого коллектива зависит будущее театра. Как мы уже говорили, вторая сцена откроется по плану в 2018 году и за это время должны появиться два равноценных оркестра и хора, способных работать на двух сценах. Труппе солистов необходим полноценный вокальный ансамбль, где будет не меньше двух Хозе, Германов, не говоря уже о лирических героях — Ленский, Альфред. Уже сегодня мы имеем в нашем составе молодых певцов, которые замечательно работают на сцене. Мы будем продолжать работать в этом направлении. Вот такие задачи стоят перед нами.
— В заключение хотелось бы вас спросить о том, ощущаете ли вы, вся ваша команда, свою причастность…
— К Перми?
— …нет, тут, надеюсь, вопроса нет, — а вот как насчет Пермской культурной революции? Лидеры этого процесса едва ли не главной своей заслугой считают приглашение в Пермь Курентзиса, потому что в данном случае — результат очевидный. Вы готовы подтвердить, что сегодняшнее состояние Театра оперы и балета как-то связано с ПКР?
— Если проанализировать высказывания Курентзиса, сделанные по ходу переезда в Пермь, то будет понятно, что он не под флагами культурной революции шел сюда. Это отдельный проект. Относительно собственной стратегии Теодор подчеркивал, что революцию не собирается совершать, потому что революция — это всегда насилие. Вместе с тем, пригласил Курентзиса тогдашний министр культуры Борис Мильграм, а поскольку он был одним из лидеров ПКР, можно, наверное, говорить о какой-то нашей причастности к ней. Возможно, лидеры культурной революции смотрели с некоей высоты и могли видеть эту картину как общую, вписывая в нее Курентзиса. Но общей команды не было и быть не могло. Теодор занимается своим делом и к событиям ПКР отношения не имеет.
Однако это не значит, что его не интересует жизнь города, состояние пространства, в котором находится театр. Он, например, настоял на том, чтобы площадь перед театром освободили от парковки. Он считает, что здесь должен быть свободный обзор, цветы, место для прогулок мам с детьми. Его интересует и беспокоит история с переносом зоопарка.
Здесь недалеко от театра — здание Мариинской женской гимназии, где сейчас расположена сельскохозяйственная академия, — это очень красивое здание с домовой церковью, которую планируется восстановить. Мы в прошлом году на Страстной неделе вместе были на Афоне, Теодор купил там икону, привез ее сюда, и эта икона ждет теперь своего места.
— Курентзис намерен участвовать в восстановлении церкви?
— Да. Он воспринимает город не только как место расположения театра.
Пермь теперь не только ваш, но и наш город. Невероятно приятно получать лестные отзывы о своей работе за пределами города или страны и знать, что ты представляешь город. Город Пермь.
В одной статье, вышедшей в Мадриде после наших спектаклей «Королева индейцев», было написано так: «Для многих зрителей Пермь была незнакомым городом, а после знакомства с хором „MusicAeterna“ все поняли, что там живут ангелы»… Это не дословный перевод, но смысл таков.
— Каковы ближайшие планы?
— В середине февраля оркестр и хор «MusicAeterna» едет в европейский тур по четырем столицам: Берлин, Афины, Париж, Лиссабон. Мы будем с гордостью представлять наш город. Надеемся на поддержку земляков.
Вопросы задавала Галина Ребель | Интернет-журнал «Филолог»