Балет — искусство возвышенное, изысканное, красивое. Таким его и увидели на канале «Культура» зрители телеконкурса «Большой балет», который шёл два месяца. Сегодня, после завершения седьмого тура, объявлен «Лучший дуэт проекта» с вручением ему Гран-при. В числе семи балетных пар, представляющих крупнейшие музыкальные театры России, в конкурсе участвовали и молодые артисты Пермского театра оперы и балета — Инна Билаш и Никита Четвериков, которые и были объявлены победителями проекта.
Но все это, так сказать, лицевая, публичная сторона проекта. Как у сцены есть закулисье, так и здесь: за любым выступлением, каждой телетрансляцией стоит труд огромного числа людей, их задумки и переживания. Накануне заключительного аккорда «Большого балета» корреспондент «Звезды» предлагает читателям взглянуть на конкурс «изнутри», глазами одного из его действующих лиц — главного балетмейстера Пермского театра оперы и балета Алексея Мирошниченко.
Алексей Григорьевич, вы несколько раз появились на телеэкране: в репетиционном зале, отрабатывая с артистами номер, в самой студии на записи. В чем заключается ваша роль на «Большом балете»?
— Начнем с того, что я являюсь художественным руководителем балетной труппы театра, и в любом творческом проявлении моих артистов остаюсь им. Во-вторых, программу их выступлений, безусловно обсуждая с репетиторами и самими танцовщиками, тем не менее, составлял я с учетом условий телепроекта. Дальше — я автор трех их номеров. Наконец, приехал на конкурс поддерживать их. Судя по тому, как выступают пермские артисты, я не зря трудился.
Откуда смотрели выступления своих подопечных? Из-за кулис? Из зала? На экране?
— Чаще — прямо на мониторе. Правда, мне довелось поприсутствовать только на первых трех съемках — потом не было возможности оставаться. Но и эти дни вымотали донельзя.
Приходилось иногда спорить, а с «Умирающим лебедем» вообще настаивать на том, чтобы мне прислали монтаж номера.
Много пришлось вмешиваться?
— Да, много. Сидел, смотрел, записывал.
Какие ощущения были?
— Не могу сказать, что был спокоен — нервничал, конечно. Мне же не все равно, что происходит с моими артистами.
Кто и по какому принципу отбирал участников «Большого балета»? Почему именно эти шесть театров, а других (как, скажем, не менее достойные Екатеринбургский, Московский имени Станиславского и Немировича-Данченко) совсем нет?
— Не надо усложнять. Просто есть идеальные, а есть реальные обстоятельства. Как говорится, человек предполагает, а Господь Бог располагает. У кого-то из артистов случилась травма, в каком-то театре в это время отпуска в труппе.
Я, например, категорически отказывался от участия наших артистов, потому что это — конец июля-начало августа — была отпускная пора в театре. Если же наши танцовщики участвуют в конкурсе, они не должны ходить в отпуск вообще, а сохранять форму плюс учить новые номера. На меня давили столичные коллеги, «по настоятельно-рекомендательной просьбе» я сдался. Сказал Инне и Никите: «Это ваш отпуск, вы имеете право отказаться, но я вам советую согласиться».
Как-то повлияло участие пермяков в первом «Большом балете», который проходил на «Культуре» же в 2012 году?
— Тогда был заявлен принцип отбора — это должны быть молодые, неизвестные артисты балета, только делающие первые шаги на сцене. Согласно этому требованию от нас и стали участниками Ксения Барбашёва и Александр Таранов. Однако когда мы приехали на конкурс, то увидели в соперниках очень известные имена. Чтобы снова не попасть в подобную ситуацию, у меня в этот раз были свои критерии. Молодые? Молодые. Да, они уже состоялись. Но мало кому известны? Так и есть. Я полностью выполнил условия конкурса. Не подкопаешься.
То есть отбирали вы?
— Конечно. И теперь я буду поступать только так. Зачем чужих людей допускать к тому, что нам дорого? Сегодня же понятно, что Билаш и Четвериков — достояние Перми, их надо беречь, лелеять, любить.
Конкурс — очень субъективная штука. Вот, например, появление Владимира Васильева в жюри (он не был на первых турах) даже как-то изменило внутренний климат. И о нашем «Арабеске» он успел напомнить. На ваш взгляд, жюри слишком строгое или, наоборот, снисходительное?
— Жюри — профессиональное. Все и мастера, и знатоки хореографического дела. Отсюда, как правило, и оценки.
Скажем, я сижу в жюри «Арабеска». Как бы не хотелось помочь своим, ты не можешь набросить им баллы, потому что иначе скомпрометируешь себя как профессионал. В телевизионном же проекте есть такая особенность, что члены жюри сидят перед камерами и говорят для зрителей. За день человека сколько мыслей посетит, всегда ли он точно их выразит? У того или иного судьи может быть и ошибочная точка зрения. Хорошо, если он ее обосновывает. А кто-то вообще ничего не объясняет: «Нет!» — и все.
Считаете, справедливо пермской паре давали оценки?
— Считаю, не всегда. Бывали, на мой взгляд, неадекватные оценки. Например, что хореографию сэра Макмиллана лучше танцевать англичанам. Не исключаю, что присутствуют конъюктурные мотивы.
«Большой балет» и «Арабеск» — конкурсы-соперники или дополняют друг друга?
— Это совершенно разные вещи. Каждый — со своими задачами, особенностями и т. п. Все международные балетные конкурсы, будь они в Варне, Москве, Токио или Перми, призваны притянуть молодых артистов с амбициями, которые на что-то претендуют. Недаром туда, на эти конкурсы, приглашаются руководители театров и компаний.
«Большой балет» — телевизионный проект. Он предназначен популяризировать балет. Форма конкурса — лишь для большего зрительского интереса. Как и выступления членов жюри, пояснения ведущих, диалог с артистами — чтобы зритель заглянул за театральный занавес, в балетный класс.
А что вы как балетмейстер вынесли из этого телеконкурса?
— Многое вынес. Здесь были и опыт, и общение, и уроки. Все в копилку. Всех хореографов, выступивших постановщиками номеров, я знаю. К примеру, Владимира Варнаву, вполне возможно, позовем на какую-либо постановку на нашей сцене. Самое же главное для меня, что Инна Билаш и Никита Четвериков приобрели огромный опыт. Выросли — вернулись в театр совершенно другими. Артисту все время надо расти, а если достиг потолка — пора уходить со сцены. Думаю, это относится и к хореографу.
Никто не делает секрета из того, что съемки «Большого балета» прошли в августе. Видимо, в контрактах у вас — не разглашать результатов. Никому-никому не говорили?
— Мы обещали, мы давали подписку. Так что «никому ничего не скажу». Даже Курентзису не говорил, хотя он и интересовался.
А артисты тоже не проговорились?
— Нет. Мы же пермские, мы не проговариваемся.