— Как строится работа режиссера в опере, ведь там есть только совсем короткий текст либретто?
— О! Это один из вызовов, который стоит перед режиссером, когда он ставит оперу. Поставить оперу — все равно что поставить спектакль по прочитанной книге. Ты должен наполнить этот спектакль тем, чего в книге нет.
В случае с «Дон Жуаном» нам еще повезло, Лоренцо Да Понте был очень театральный человек, и в его либретто заложена драматургия.
Говоря о «Дон Жуане», мы можем пойти за XVIII веком, нарядить актеров в костюмы той поры, построить на сцене палаццо и так воплотить либретто. А можно пойти другим путем, задав главный вопрос: кто все эти люди и что с ними происходит? Сама история, то есть перечень событий, содержит первооснову, в которой заключено много смыслов. Важно найти эти смыслы и вскрыть их, они позволят взглянуть на все иначе. После этого останется соединить действие, визуальный ряд и драматургический смысл.
— А если перейти к «Дон Жуану»?
— Для меня из множества тем и смыслов этой оперы самой главной стала тема свободы духа. В нашей истории Дон Жуан — это бунтарская свободолюбивая натура, но он со всех сторон окружен людьми, которые строго придерживаются установленных обществом правил и законов. Разумеется, свойственная Дон Жуану свобода подразумевает и свободу сексуальную.
И здесь актуальным становится вопрос: что происходит с телом и как оно себя ведет. Или, как оно себя не ведет, если говорить о противостоящих герою персонажах. Это люди способны думать и смотреть только в одном направлении, они жесткие, негибкие, скованные условностями, поэтому на сцене на них надеты ортопедические корсеты и бандажи. На сцене присутствуют и манекены, выражающие крайнюю степень несвободы и ограниченности.
— Все так грустно?
— Напротив, «Дон Жуан» — очень динамичная опера-буфф, в ней много юмористических моментов, умело вплетенных в общую историю. Манекены, с одной стороны, усиливают драматические моменты, а с другой — позволяют использовать их в откровенно смешных эпизодах. Людей принимают за манекенов, люди путаются в манекенах, манекенов раздирают на части — в нашей постановке много таких ситуаций.
— Получается, что внутри знакомого, но обозначенного лишь контурами сюжета, вы выстраиваете свою драматургическую историю, свой фильм?
— Да, особенно когда ты имеешь дело с такой объемной оперой, имеющей очень мощную традицию. Приходится добавлять и вносить свое и действительно делать некий, условно говоря, «фильм».
Кстати, меня вдохновили на эту историю две кинокартины в стиле «нуар», в которых очень интересно использовалась тема манекенов. Это фильмы «Убийство» Стенли Кубрика и «Эксперимент с ужасом» Блейка Эдвардса.
Также пищу для ума дает мне направление, известное как сюрреализм, в котором часто используется тема манекенов, тема человеческого тела и наших скрытых и подавленных желаний, которые мы проецируем на другие вещи.
Я думаю, если бы Дон Жуан жил в ХХ веке, он обязательно стал бы приверженцем сюрреализма. Этот герой всегда идет за своими желаниями, он бесшабашен, но при этом имеет достаточно мужества, чтобы делать все, что он хочет и не скрывать этого. Большинству из нас все-таки не хватает духу делать то, чего бы нам очень хотелось. Конечно, мы работаем, многого добиваемся в жизни, но очень часто наши сокровенные желания так и остаются лишь мечтой.
Даже если мы не станем такими, как Дон Жуан, главное — он показывает нам, что такая возможность есть, он призывает нас — не будьте трусами, попробуйте!
— Да вы просто влюблены в своего героя! Это так?
— О да! Если бы Дон Жуан был здесь, я точно была бы в его списке. Там отмечены 1003 женщины, я бы стала 1004-й!
— В Перми, да и не только, всегда есть зрители, которые обязательно будут спрашивать: почему Дон Жуан не в камзоле? почему он так себя ведет? где шляпы с перьями? Как вы к таким вопросам относитесь?
— Я ставлю «Дон Жуана», воплощая на сцене именно свое представление, и стараюсь это сделать наилучшим образом. Все остальные вольны думать, как им угодно.
Опера «Дон Жуан» современна и актуальна, но если ее ставить с палаццо и камзолами, то все важные вопросы покажутся слишком далекими. Они будут восприниматься как проблемы тех людей, которые жили когда-то и носили шляпы с перьями.
Но ведь дело в том, что вопросы свободы духа, свободы мысли, свободы, сознания, внутренней свободы — это наши современные проблемы, и они встают перед нами каждый день. Именно поэтому так важно убрать эту преграду в виде времени любым возможным способом.
Зрителям может не понравиться моя трактовка оперы, но она заставит их задуматься. Для меня очень важно, что человек, посмотрев спектакль, идет ужинать и обсуждает с друзьями не красивые шляпы главного героя, а решает — почему же мне не понравилось? Вопрос может быть любой, здесь главное, что человек выходит из театра и не остается равнодушным. Когда мы задаем себе вопросы, они пробуждают, заставляют нас мыслить, двигаться, жить. В этом великая сила искусства.
Говоря словами моего героя Дона Жуана: «Праздник открыт для всех! Приходите все! Да здравствует свобода!».
— Как вам работалось с Теодором Курентзисом и с артистами?
— Я уже работала с Теодором в Москве, и мне очень нравится, как он воспринимает музыку. Для него музыка — не ноты, не точно написанная четкая схема, а открытая система, живой дышащий организм. И он спокойно может, допустим, где-то каденцию добавить — и музыка начинает звучать свежо. Тем самым Теодор сохраняет ее свободный дух. Точно так же было во времена, когда эта музыка была создана: если певец хотел где-то добавить каденцию, он это делал, и композиторы с ним соглашались.
Я репетирую «Дон Жуана» с двумя прекрасными составами артистов, у каждого из них присутствует редкое сочетание качеств: они и вокально прекрасны, и актерски одарены. Для меня, как для режиссера, это просто подарок.
Над этой оперой я работаю с певцами из разных стран и, говоря о русских исполнителях, хочу отметить, что они являются носителями театральной традиции и сразу видно, насколько хорошо они умеют работать. Не скрою, для меня это было большим сюрпризом.
— Понравился ли вам наш театр оперы и балета?
— Ваш театр просто прекрасен. Я увидела это здание и сразу почувствовала, что это та самая русская архитектура, на которую смотришь и словно читаешь роман Льва Толстого. Очень приятно находиться в здании театра, здесь так бережно сохранены красивые старинные детали: дерево, лепнина. Я бы сравнила ваш театр с жемчужиной. Надо беречь такую красоту.
Вопросы задавала Ольга Яковлева | Business-class