Никита Четвериков: «Мой Аполлон верит, что всегда есть надежда».

Апрель

25

26

27

28

29

30
Май

01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31
Июнь

01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30
Июль

01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31
Август

01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31
Сентябрь

01

02

03

04

05

06

07

08

09

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

06.04.2015

— Чем для Вас стала роль Аполлона Мусагета? Вам близок материал?

— Поначалу я вообще не планировал танцевать «Аполлона», настраивался только на «Симфонию в трех движениях». Но наш главный балетмейстер Алексей Григорьевич Мирошниченко поставил меня на эту партию в ходе репетиций, и уже в процессе я начал понимать образ, чувствовать интересные нюансы. Близок ли он мне? Скажем так, в каждую роль втягиваешься, ассимилируешь ее по мере разработки. Поначалу было непросто: это не та классика, которую я танцевал раньше. Но сейчас я уже могу сказать: Аполлон – часть меня.

— Расскажите, какой он, Ваш Аполлон?

— Мой Аполлон верит, что всегда есть надежда. В то же время он строг и не любит ошибок. Он перфекционист.

— Вы исполняли и исполняете много знаковых ролей – Ромео, Зигфрид, Принц в «Щелкунчике», теперь Аполлон. Какая из ролей вам ближе?

— Зигфрид. Ромео мне тоже очень нравится: эта партия позволяет прожить на сцене целую жизнь, насыщенную и яркую.

— В балете, как нигде, нужно доверять тем, кто рядом с тобой на сцене. Вам легко довериться партнеру?

— Мне легко довериться партнерам, даже если я с ними никогда не танцевал до этого. Иначе невозможно работать. Когда начинаешь репетировать, самое главное – слушать партнера. Если ты его не слушаешь, не обращаешь на него внимания – ничего не получится.

— Есть ли в спектакле место импровизации или все должно быть четко выверено?

— В «Аполлоне» есть очень четкий рисунок танца, но балет – это все-таки еще и взаимодействие с музыкой, которую исполняет живой оркестр. Музыканты одну и ту же партитуру в разные дни могут сыграть по-разному: в такие моменты появляется возможность и для импровизации.

— Заниматься балетом было Вашим решением или на него кто-то повлиял? К примеру, родители?

— Все началось с того, что я ошибся дверью. В детстве, еще в родном городе Чусовом Пермского края, я занимался бальными танцами. Потом случился перерыв из-за болезни, и после, лет в шесть, мне снова захотелось танцевать. По телевизору я увидел степ – и загорелся. Попросил маму записать меня в кружок, он был в местном Дворце культуры. Мама договорилась о первом пробном занятии, и мы пошли. Чтобы попасть в класс степа, нужно было подняться на третий этаж и сразу повернуть направо, а мы поднялись на третий этаж, прошли по коридору до конца и только там повернули направо. И все же попали в танцевальный класс. Мама спросила: «Вам нужны мальчики?» Там, естественно, ответили: «Конечно, нужны!». Я остался заниматься. Только через неделю, когда мама спросила, нужна ли мне специальная обувь для степа, выяснилось, что мы пришли в класс балета.

— Принято считать, что наша страна впереди всех на балетной сцене. Вы с этим согласны? В чём особенность современного российского балета?

— По опыту участия в конкурсе артистов балета «Арабеск» могу сказать, что это действительно так. При этом русские артисты, как правило, полны сюрпризов. В отличие от западных коллег, которые заостряют внимание на технике и правильности исполнения, наши артисты стремятся в первую очередь донести эмоцию, задеть чувства зрителя.