— В русской культуре значительное место занимает образ женщины, оказывающейся в трагичной ситуации из-за любви, «рабой любви» (будь то Анна Каренина или Катерина Островского). Ваша героиня - Донья Исабель - выступает на стороне злостных захватчиков скорее ради мужа или из миссионерских соображений?
— Донья Исабель попала в Новый свет не по собственной воле. Будучи женой испанского военачальника, она была вынуждена повиноваться и выполнять полученную миссию — нести испанскую культуру и религию индейскому народу. В её сердце соединились тоска по родной стране, дому, одновременно любовь и ненависть к мужу. Она понимала, что прольется много крови. Но что может женщина, когда у власти — кровожадные безжалостные воители? Только поделиться частичкой милосердия и сострадания, любви и дружелюбия. Она щедро делилась всем этим с новоиспеченной женой Педро де Альварадо — Текулихуатцин-Доньей Луисой.
— С Джулией Баллок Вы создаете необходимый контраст. Нашли ли Вы общий язык с ней как с представительницей другой культуры в реальной жизни, вне оперы?
— С Джулией мы подружились. Она замечательный, открытый, добрый человек. Мы прошли вместе долгий путь создания этого прекрасного спектакля. Да и в такой атмосфере, которую создал Питер Селларс, невозможно было существовать иначе!
— Легко ли Вам было “вжиться” в декорации? В этой постановке они играют особую роль и очень необычны.
— В первую нашу встречу Питер показал мне несколько фото огромных баобабов из американских джунглей. Сказал: «Вот это твое дерево! Это твой символ-талисман, к которому ты будешь возвращаться на протяжении всего спектакля». Тогда я подумала, что так же будет выглядеть и декорация. Но на самом деле это оказалось огромное полотно, лишь отдаленно напоминающее дерево… Но если смотреть издалека, то отчетливо видны огромные корни и крона. И вообще весь этот символизм, созданный Гронком, очень близок мне. Я в восторге от декораций!
— До Доньи Исабель Вы исполняли партии Олимпии, Медеи. Сказали бы Вы, что эта роль радикально отличается от прежних и чем?
— Роль Доньи Исабель радикально отличается от классических. Это моя первая работа в жанре старинной оперы. Мы очень долго трудились с Теодором Курентзисом над выработкой стиля, для меня такая работа оказалась крайне сложной. А как вы представляете, после 10 лет работы в русской и итальянской опере, прыжок в совершенно другой стиль? Пришлось много попотеть и понервничать, конечно. Надеюсь, результат того стоит.
— Чем Вы вдохновлялись при подготовке к этой роли?
— Первое и самое главное вдохновение для меня — это сама музыка. А дальше — дирижер и режиссер уносят далеко в небеса. И Теодор, и Питер совершенно невероятно передали частицы своего вдохновения нам – исполнителям. А уж где они сами вдохновляются и чем — спросите их!
— Когда пересматриваешь запись оперы, в одной из сцен заметно, что Вы по-настоящему плачете: на крупном плане по щекам действительно катятся слезы. “Королева индейцев” потребовала от Вас не только голосовых данных, но и сильной актерской игры?
— Вы знаете, ведь сцена, где у меня всегда текли слезы, это последняя исповедь мужа Доньи Исабель перед совершением самоубийства. Она ненавидит мужа за беспорядочный образ жизни, за жестокость… И в то же время любит по-прежнему. В своей прощальной арии Дон Педрариас пробуждает в своей жене прежние чувства, напоминает о счастливых временах, в ней вновь просыпается любовь, которую она испытывала к нему… Вдобавок, исполнитель роли Дона Педрариаса, Маркус Бручер, пел эту арию настолько проникновенно, искренне, глядя прямо в глаза, что у меня не только слезы текли, но и сердце разрывалось настолько, что я не знала, как продолжать работать дальше! И так было на каждом спектакле!