Теодор Курентзис, родившийся и выросший в Греции, а сейчас худрук Пермского театра оперы и балета, - один из самых востребованных молодых маэстро Европы. Времени сейчас у него в обрез, и интервью DW с дирижером состоялось в автомобиле, следующем по маршруту из Бохума в Дуйсбург: в этом городе Рурской области музыканты из Перми дали концерт прямо на улице...

Deutsche Welle: Давайте начнем с "Золота Рейна", которое привело вас в Германию, в Рурскую область. Вы говорите, что всегда ставите во главу угла то, что хотел сказать композитор. То есть музыку. Вы же с режиссером Йоханом Симонсом вставили в спектакль пространный текстовой пассаж социально-критического характера. В частности, есть слова про порабощение соседних государств путем навязывания им долгов.

Теодор Курентзис: Большая часть этого текста, на самом деле, от Вагнера (Richard Wagner). Мой Вагнер – это не Вагнер Гитлера. Мой Вагнер – это Вагнер Бакунина, тот человек, который действительно хотел построить новый театр. Это абсолютно политическая композиция.

- Никто в Германии не питает иллюзий относительно того, что живет в абсолютно свободном государстве. А вы в настоящий момент выбрали страну с довольно жесткой формой репрессивности - Россию. Почему?

- Я родился, когда в Греции еще были "черные полковники". Они были как Пиночет: пытали, жгли людей, ссылали их на необитаемые острова. Как ГУЛАГ - только хуже. Я помню незнакомых дядек, которых прятали мои родственники. Одновременно в Советском союзе было что-то параллельное.

Это как кириллицей пишешь или латинским шрифтом, - расшифровка одна и та же. Конечно, то, что творится в России, где я сейчас живу, - это очень печально. Мы, люди, которые любят эту страну, стараемся поднять наш голос за справедливость и свободу внутри России. Но если посмотреть на политические игры, которые играются сегодня за цивилизованной витриной, они такие же грубые и диктаторские.

- Сменим тему. Вы значились в числе главных кандидатов на пост нового руководителя Берлинского филармонического оркестра. Не обсуждая степень реалистичности: пошли бы вы на такую должность? Поступились бы Пермью и MusicAeterna?

- Никогда в жизни! У меня вообще нет амбиции быть дирижером. Скорее, я композитор, который не пишет музыку, потому что он дирижирует. А MusicAeterna – это идеологический проект. MusicAeterna сделана так: я могу быть обнаженным, могу сказать, что я чувствую. И каждый человек может поделиться со мной своими мечтами и проблемами. И репетировать мы можем, сколько надо.

То есть музыка не как "профессиональное" занятие, а как жизненная миссия. Как было когда-то и как должно было бы быть в идеале, без компромиссов. Поэтому если ставить вопрос: MusicAeterna или Берлинский филармонический оркестр? - я бы выбрал MusicAeterna. Это как вас спросить: выбрали бы вы родного мужа или Алена Делона?

- Можно ли провести параллели между Рурской областью, по которой мы с вами сейчас едем на машине, фестивалем Ruhrtriennale, и Пермским краем и вашим пермским проектом? Там и там - индустриальная зона, которая воскрешается к новой жизни через культуру. Есть ли действительно сходство?

- Да, очень похоже, очень! И вообще: этот фестиваль - идея Жерара Мортье, знаменитого оперного режиссера и директора, человека, который связан и с Пермью тоже. В последние полгода своей жизни он мне говорил: "Если я буду жить, я приеду в Пермь и реорганизую весь город!" Он очень этого хотел.

- В Перми был и другой опыт реорганизовать культурное пространство: проект Пермского музея современного искусства Марата Гельмана. Не только начальство, но и город его не приняли. А вас с вашими оперными проектами, с Дягилевским фестивалем вроде пока терпят. Почему?

- Наша стратегия: мы предлагаем людям весь спектр возможностей: мы даем и классическую музыку, и постановки XVIII века, и более современные постановки, и ультрасовременные постановки.

Выстраивая аналогию с визуальным искусством: мы не идем к Дюшану или Беллмеру, не зная Рафаэля и Ботичелли. Мы предлагаем спектр качественных работ, благодаря которым человек может ощутить всю полиморфию и полифонию современного театра. А музей современного искусства показывал только один вида радикального искусства. Для меня этот музей замечательный, но для города, в котором немного музеев, зато есть очень большие проблемы, это немножко резковато. Правда, для того, чтобы использовать нашу стратегию с визуальным искусством, нужно иметь большую музейную индустрию, которая отсутствует в Перми.

- Несмотря на успех театра, ваши отношения с пермскими властями, в частности, с главой местного минкульта Гладневым, тоже складываются не очень гладко.

- У нас были очень напряженные отношения. Но сейчас я признал свои ошибки, и теперь я в восторге от министерства культуры Пермского края! Все теории Андре Бретона, Луи Арагона и Филиппа Супо, все идеи дадаизма нашли актуальное воплощение в министерстве культуры Пермского края.

Наше возмущение было связано с тем, что было много непрофессиональных действий, закрыли такие хорошие фестивали, как "Текстура" или "Слово/Nova". Но ведь взамен они создали фестиваль "Веселый коровяк"! Министр культуры лично открыл это состязание по метанию коровьих лепешек! Это потрясающее доказательство глубинных сюрреалистических традиций русской культуры.

Что бедный Гельман может тут сказать? Как он может конкурировать с таким шедевром? Мне кажется, что Дюшан и другие великие вместе со мной преклонились бы перед господином Гладневым за столь радикальный художественный жест! Как можно иметь сложные отношения с таким великим ментором сюрреализма?

Вопросы задавала Анастасия Буцко | Deutsche Welle