Зрители второго сезона проекта «Большой балет» с нетерпением ждали седьмого, завершающего тура, после которого были объявлены победители. Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского представляли Инна Билаш и Никита Четвериков. Пока зрители следили за ходом конкурса, артисты хранили молчание о своём участии в проекте. Сегодня они его нарушили, и уже в ранге победителей. Как проходила подготовка выступлений, чьи усилия помогли пермской паре лидировать в конкурсе, как формируется талант танцовщика балета и о чём теперь мечтают Инна Билаш и Никита Четвериков?

Стало ли для вас участие в телевизионном конкурсе действительно большим, особенным событием в жизни? Какие у вас остались впечатления о нём?

Инна Билаш: В проекте участвовали не все театры страны, а только семь пар из шести ведущих балетных трупп. Получается, что мы представляли весь балет Пермского театра оперы и балета. И не только театр, но и пермскую балетную школу. Для меня это ответственно и почётно — представлять целый город и театр.

Никита Четвериков: Участие в проекте в первую очередь принесло нам большой профессиональный опыт. Это возможность общаться с артистами не последней величины из других театров. На телевидении «Большой балет» представлен как борьба театров. На самом деле атмосфера проекта ближе к фестивальному формату — это демонстрация возможностей артистов русского балета, богатства репертуара и исполнительского мастерства. Цель конкурса не в том, чтобы сравнивать между собой российские театры. А в том, что каждому из них есть что показать на мировой сцене.

Насколько отличалась атмосфера проекта во время съёмок от того, что зрители увидели на экране? Для вас это было так же напряжённо?

НЧ: По условиям контракта участников проекта мы не можем рассказывать, было нам тяжело или легко.

ИБ: Проект на экране можно сравнить с фильмом о балете. Настоящий сюжет, если бы снимали всё, что наполняет профессиональную жизнь артистов, показался бы зрителям скучным. Это ежедневный труд, постоянные повторы на репетициях одних и тех же па. А когда зрители смотрят передачу, созданную по сюжету режиссёра, это гораздо интереснее. В таком фильме есть динамика, эмоциональный накал, сложные переплетения сюжетной нити. Не знаю, увидели ли телезрители всё то, что мы переживали во время выступлений, но я на это надеюсь.

НЧ: Если говорить о процессе съёмки, это очень напряжённо. У нас был чрезвычайно плотный график — каждый день расписан буквально по минутам. Репетиции, подготовка, долго гримируешься... действительно долго. Вот в этом была главная трудность — всё успеть вовремя.

На мой взгляд, плюс проекта в том, что в жюри были приглашены значимые люди в современном балетном искусстве. И они делали действительно ценные замечания, давали советы. Для нас с Инной самым главным отзывом жюри оказалось то, что нас назвали актёрами на сцене. Не просто танцовщиками, а актёрами.

ИБ: Да, нам важно, что члены жюри увидели это в нас. Действительно ценно то, что эксперты делились с нами конкретными советами. Кого-то просили повторить фрагмент выступления или определённое движение и тут же его корректировали. Члены жюри чуть ли не сами вставали с места, чтобы показать наглядно то, что нужно исправить. Это было по-доброму, щедро, заботливо. Как педагог может сделать замечание с той целью, чтобы ты стал лучше, так к нам относились члены жюри. Они аргументировали свои оценки в большинстве случаев.

Но ведь это не ученический конкурс, все участники — профессионалы. Насколько психологически сложно было воспринимать замечания судей?

НЧ: Нет предела совершенству.

ИБ: Артист балета всю жизнь идёт по своему профессиональному пути за руку с педагогом. Ему всегда делают замечания. В нашей профессии невозможно быть одному, остановиться и считать, что всё уже освоил. Поэтому взгляд со стороны для профессионального танцовщика очень важен.

В технике можно совершенствоваться. Но насколько были справедливыми оценки судей в тех случаях, когда говорили о выражении чувств?

ИБ: Это большое искусство членов жюри — выразить своё мнение перед камерами так лаконично, точно, как это удавалось на проекте «Большой балет». Были ситуации, когда трое членов жюри были единогласны, а у четвёртого было своё, противоположное, мнение о выступлении. То же самое происходит в большом зале: кому-то из зрителей спектакль нравится, кому-то нет. Если бы членов жюри было больше, наверное, выступать было бы ещё сложнее. Мне кажется, споры, столкновения мнений по поводу оценок жюри на конкурсах будут всегда.

НЧ: Оценки членов жюри были вполне объективными. И я отношусь к этому так: в жюри есть конкретные люди, которым ты должен понравиться. Если выступил и не понравился, значит, нужно это принять. Сколько людей, столько и мнений. Наша профессия творческая, в ней нет рамок. Мы не можем себя ограничивать тем, что будем ориентироваться на одно мнение, один взгляд.

ИБ: К тому же мы сознательно шли на это, мы знали условия проекта, знали, что всё будет именно так. Если артист не согласен, если он не может выслушать критику членов жюри, то не стоило бы и участвовать в проекте.

Кстати, а у вас был выбор? Как принималось решение, участвовать ли вам в этом проекте?

НЧ: Выбор был, но решение принималось нами в некоторой степени спонтанно.

ИБ: Конечно, нам хотелось поучаствовать в проекте. Но сама ситуация, в которой пришлось это решение принимать, была несколько неожиданной. Мы узнали о такой возможности в преддверии отпуска, когда у нас уже были конкретные планы на лето. Все свои мечты пришлось забыть.

НЧ: Лично я прошлым летом переиграл абсолютно все планы ради проекта «Большой балет».

Как проходила подготовка? Сколько времени она заняла?

ИБ: Готовились мы поэтапно. Нужно было репертуар поддерживать, совмещать репетиции, кроме того, в конце сезона балетная труппа нашего театра уезжала на гастроли в Италию. Там условий для репетиций почти не было.

НЧ: Да мы растанцованные, раз — и вышли!

Особый интерес вызвал репертуар — те номера, которые вы представили в проекте «Большой балет». Нравилась ли вам программа, составленная Алексеем Мирошниченко, главным балетмейстером Пермского театра оперы и балета?

НЧ: Мы принимали участие в выборе программы, это была совместная работа. Но каждый номер необходимо было согласовать с общей программой проекта, скоординировать с репертуаром других участников, чтобы не было повторов.

В четвёртом туре вы удивили и зрителей и жюри выбором па-де-де из балета «Пери» на музыку Фридриха Бургмюллера в хореографии Виталия Тимофеева. Это редко исполняемое произведение, малоизвестное. Да и явление на современном телеэкране мифологического образа Пери, олицетворяющей Разум и Свет, само по себе воспринималось как символический месседж. Чем был обусловлен выбор этого номера?

ИБ: Алексей Григорьевич Мирошниченко предложил нам разучить это па-де-де, чтобы поразить жюри необычностью программы. Его нельзя ни с чем сравнить ни по технике, ни по исполнению. Разве что с балетом «Сильфида», где главная героиня тоже мистическое существо. И между партнёрами нет как такового дуэта, потому что они представляют собой разные миры. И встречу существ из разных измерений нужно было сыграть на сцене.

На балетных конкурсах артисты часто танцуют одни и те же произведения. Для того чтобы привлечь внимание, нужно отличаться. Интереснее смотреть что-то необычное. Думаю, максимальное разнообразие репертуара — это была одна из целей Алексея Григорьевича при формировании нашей программы.

Была ли у Пермского театра особая стратегия участия в конкурсе «Большой балет»?

ИБ: Наверное, разнообразие программы, драматизм — в этом и заключалась стратегия наших выступлений.

НЧ: Сама структура проекта задавала стратегию. Каждый тур был тематическим: дуэт, классические па-де-де, одноактные балеты и миниатюры, балеты хореографов XX века и так далее. Кроме того, критерием отбора можно считать то, насколько хорошо мы справлялись с репертуаром, насколько нам подходили те или иные партии.

ИБ: Если говорить о том, какая работа была самой свежей, специально поставленной для проекта «Большой балет», — это выступление вышло в эфир 27 февраля в последнем выпуске «Премьера». Для нас с Никитой это был новый опыт.

Вы имеете в виду дуэт из балета Radio and Juliet / «Радио и Джульетта» на музыку группы Radiohead в постановке румынского хореографа Эдварда Клюга. Какие у вас впечатления о работе с Клюгом?

НЧ: О, я еле выучил эту партию!

ИБ: Никита очень ответственно отнёсся к этому номеру. Он выучил его заранее, а вот я учила с нуля. Поэтому поначалу было сложно.

НЧ: Жаль, что сам Эдвард Клюг с нами работал очень мало. Заменяла постановщика его ассистент — Бояна Ненадович, она приезжала в Пермь во время подготовки к проекту. А с Клюгом мы встретились уже в Москве, на съёмках.

У вас был до этого опыт исполнения современного балета?

НЧ: Да, у нас в репертуаре много произведений современной хореографии. Например, одноактный балет Уильяма Форсайта «The Second Detail» на музыку Виллемса.

В чём была особенность работы над этим дуэтом? Какую роль играла музыка Radiohead?

ИБ: Номер был поставлен специально для проекта. В концертном варианте обычно ставится только последняя часть номера, который мы исполняли. А для нас Клюг предложил развёрнутый вариант дуэта, дополнил другими фрагментами, чтобы показать сюжетную линию балета Radio and Juliet.

НЧ: В классическом балете есть определённые рамки, а в современной хореографии нет границ. Порой ты танцуешь спиной к зрителю — это непривычно, потому что в классическом балете взаимодействуешь со зрителем, обращаешься к нему взглядом. Мне всегда интересно танцевать что-то новое. Если приходится осваивать новую партию в короткий срок, то я этому только радуюсь.

ИБ: Мы подготовили этот номер за очень короткий срок. Костюмы шили без нас, мы увидели их непосредственно перед съёмкой, уже в Москве, поэтому пришлось спешно их подгонять. Лично для меня нюанс работы над дуэтом был связан с тем, что я сейчас редко работаю на полупальцах. В репертуаре немного балетов, которые я танцую в мягких туфлях, чаще в пуантах. Из-за этого были другие ощущения, приходилось привыкать, перестраиваться.

Крайне редко в балете звучит музыка со словами. Это тоже было необычно. Если почитать тексты песен Radiohead, они начинают звучать в сознании. И, разучивая номер, я постоянно пела эти песни про себя, не раскрывая рта. Мне это помогало глубже погрузиться в работу.

За какое время был поставлен этот номер?

НЧ: Пять дней мы репетировали в Перми и ещё неделю работали в Москве.

Эдвард Клюг как-то сказал, что талант — это очень ответственно, его надо «наточить». Как вы воспринимаете талант — что это такое? Как его «натачивать»?

НЧ: Талант сам по себе не рождается вместе с человеком... И в проекте «Большой балет» главные герои, на мой взгляд, — это наши педагоги. Именно они делают из танцовщика, как из глины, талант. Каждый педагог в балете за одну репетицию устаёт намного больше, чем исполнитель за все репетиции и выступления вместе взятые. Огромное спасибо хочу сказать нашим педагогам. Они ключевую роль сыграли в наших выступлениях, всегда нас поддерживали.

Кто ваши наставники, кроме Алексея Мирошниченко?

ИБ: Педагоги-репетиторы театра — Елена Фёдоровна Кулагина и Виталий Дмитриевич Полещук. Они оставались за кулисами во время проекта, но именно их работу видели зрители на экране.

ИБ: Хотя сами они нам говорили: «Лучше бы мы вышли танцевать!». Передать своё мастерство другим не каждый умеет. Добавлю к словам Никиты о таланте, что «наточить» его можно только одним способом — совершенствоваться, постоянно двигаться вперёд, улучшать результаты.

Одно из ваших выступлений — миниатюру «Умирающий лебедь» Камиля Сен-Санса — назвали «хореографической дерзостью». Вы стремились именно к тому, чтобы показать новую грань своего таланта?

НЧ: Все привыкли к балету Сен-Санса в одиночном исполнении. Это святое. Мы станцевали дуэт. Именно поэтому наш номер был так представлен.

ИБ: Раньше у артистов балета было определённое амплуа. Сейчас другое время, и танцовщик должен быть универсальным исполнителем. Он должен уметь танцевать всё: классику, современный балет, экспериментальные номера, осваивать новые жанры и роли. Когда параллельно с классикой танцуешь современную хореографию, начинаешь в классических балетах чувствовать себя свободнее, тело начинает по-другому двигаться, более тонко воспринимается каждое движение.

В этом номере нашей задачей и ответственностью было показать хореографию, передать драматизм образов, дерзости с нашей стороны не было — это что-то другое.

Были ли у вас какие-то экстремальные ситуации во время съёмок?

НЧ: Если говорить о технических моментах, нам пол очень мешал.

Пол мешал танцевать?!

НЧ: Не сам пол, а спецэффекты, подсветка. Из-за светотени, рисунка на сцене во время прыжка не видишь границы пола.

ИБ: Он как живой становится, подвижный. Это создавало дополнительные сложности. Во время репетиции световые рисунки на полу были одни, а на выступлении освещение кардинально менялось. Предположим, под ногами были цветочки, мы ожидаем их увидеть. Выходим на сцену — а там ромбики... Нам постоянно хотелось свести все спецэффекты к минимуму, мы привыкли к однотонному полу и спокойным тонам декораций. Поэтому телевизионная версия сцены сбивала настройки.

НЧ: Несмотря на это, я хочу отметить работу всей команды проекта «Большой балет». Была очень добрая и дружественная атмосфера на съёмочной площадке.

ИБ: Вот один пример. У меня сломалась диадема перед съёмкой. Мне срочно нашли какой-то супер-клей, он за секунду восстановил диадему. Я была очень признательна за помощь, потому что этот инцидент не помешал нашему выступлению. Стрессовые ситуации для нас были сведены к минимуму.

Что для вас означает получение Гран-при второго сезона проекта «Большой балет»?

ИБ: Прежде всего, взгляд на статуэтку будет связан с массой эмоций, которые мы пережили. Это память о наших выступлениях. Всё вместе.

НЧ: Для меня этот приз означает достижение Пермского театра оперы и балета. Мы ведь представляли театр в первую очередь. Главное — то, что я именно из Перми, что я выпускник Пермского хореографического училища и танцую в пермском балете. Я считаю, все участники конкурса достойны обладать Гран-при, потому что они — самые лучшие в своём театре. Я случайно нескромно себе польстил...

Соревноваться с Мариинским и Большим театром — это испытание?

НЧ: Все артисты — люди. Балетные друг друга знают, мы все в одном профессиональном котле варимся и стали уже как родные.

ИБ: Со многими из участников проекта из других театров мы были знакомы. Между нами не чувствовалось духа соперничества. Сейчас я думаю, что была слишком сосредоточена на работе. Можно было бы уделить больше времени общению с коллегами.

Как вы считаете, участие в «Большом балете» каким-либо образом повлияет на вашу карьеру?

НЧ: На карьеру в балете может повлиять только самоуспокоение, остановка на каком-то достижении. Карьера зависит от наших собственных усилий, от развития в профессии. Мне бы хотелось успеть за свой век, который отпущен артистам балета, всё перетанцевать, как Рудольф Нуреев.

ИБ: У меня нет конкретных установок, какие партии мне бы хотелось исполнить. Но мечты есть. Пусть они сбываются.

Танцевать «всё» вы предпочитаете на пермской сцене или где-то ещё?

НЧ: Скажу так: мы хотим представлять пермский балет где-то ещё.

Вопросы задавала Мария Трокай | Zvzda.ru