Политика Дягилева │ Менеджмент Дягилева │ Время Дягилева │ Усадьба Дягилева │ Вкус Дягилева │

Шенг Схейен. Фото: Александр Седельников

ПОЛИТИКА ДЯГИЛЕВА

С момента основания Международного Дягилевского фестиваля в Перми и до недавнего времени его неотъемлемой частью были «Дягилевские чтения» — симпозиум с участием исследователей обширного наследия великого импресарио. Сейчас «Дягилевские чтения» поставлены на паузу. Несмотря на это хочется быть в курсе, что сейчас на повестке «дягилеведения»?

На самом деле еще много разных тем для исследований в этой области. Не в последнюю очередь это продиктовано тем, что ученые из разных стран работают разобщенно и взаимодействуют не так активно, как могли бы. Западные исследователи, например, — это преимущественно историки танца, они сосредоточены в основном на деятельности Дягилева в Европе. Российские ученые сконцентрированы больше на его делах в России и на его семейных корнях.

Мне такое разделение кажется неверным, потому что до войны Сергей Дягилев регулярно ездил туда-обратно, как и его соратники: к примеру, Лев Бакст и Александр Бенуа жили попеременно то в России, то в Европе. И лишь война стала той цезурой, после которой всё изменилось.

Есть много разных аспектов этой темы. Мы точно еще не всё знаем про Дягилева. Лично я, если бы продолжил заниматься им дальше, сфокусировался бы на отношениях Дягилева с Советским Союзом — вот в каком вопросе еще много «белых пятен». Не уверен, что найдутся все документы, но что-то интересное точно отыщется.

Какие документы подтверждают его связь с СССР?

О вещественных доказательствах за их отсутствием я бы не стал пока говорить, но из косвенных источников известно, что Дягилев поддерживал связь, например, с писателем Ильей Эренбургом, поэтом Владимиром Маяковским, художником Георгием Якуловым, который сочинил для него сценографию балета «Стальной скок» в 1927 году.

И конечно, отдельный интерес представляет общение Дягилева с Анатолием Луначарским, так называемым наркомпросом — народным комиссаром просвещения. Луначарский был прекрасно осведомлен о деятельности Дягилева, поскольку в 1913—1914 годах работал в Париже корреспондентом журналов левого толка и в том числе писал рецензии на спектакли «Русских балетов». Им доводилось встречаться лично, один из таких случаев пересказал в своем дневнике Сергей Прокофьев. Вернувшись в Москву, Луначарский хвалил Дягилева за вкус и энергию, но при этом критиковал за элитарность. В конце концов он назвал его Агасфером, космополитом без корней, подобный ярлык в Советском Союзе был синонимом политической неблагонадежности.

Тем не менее я уверен, что Дягилев не собирался оставаться запертым наглухо в белоэмигрантском окружении. Ему хотелось стоять где-то между партией и эмиграцией и работать также и с советскими артистами. Но большая часть его европейской публики была враждебно настроена к СССР, так что это был весьма деликатный момент. Я не сомневаюсь, что он искал способ сближения с Советским Союзом, и, может быть, нам еще удастся обнаружить где-нибудь документы, подтверждающие это.

В каких странах и городах находятся главные архивы с материалами по Дягилеву?

Всё зависит от аспекта темы. Например, большая часть материалов о его бизнесе сосредоточена в Лондоне. Часть хранится в Нью-Йорке — это архив его секретаря Бориса Кохно. Копии архива Кохно находятся в Парижской опере. Еще есть архив Сержа Лифаря, разбитый на части и разнесенный по разным городам. Есть большой архив в Гарварде: американские университеты вообще много чего приобрели, когда в Европе на какое-то время пропал интерес к этим материалам. И, конечно, еще много чего осталось в России, в основном в Санкт-Петербурге и немного в Москве — в Российском государственном архиве литературы и искусства.

Думаю, еще не все госархивы до конца просмотрены. Скажем, архив комиссариата просвещения, который возглавлял Луначарский, или архив бывшего КГБ. Кроме того, должны быть материалы в архивах французского МИДа: Дягилева там хорошо знали и даже помогали в вопросах связи с родиной.

Вопрос не научный, а умозрительный. Был такой проект — точнее прожект: сделать Дягилева министром культуры новой России. Гипотетически, согласился бы Сергей Павлович, получи он такое предложение с родины, и как бы он выстраивал свою стратегию на этом посту?

Впервые об этом Дягилева спросил в марте 1917 года председатель Временного правительства Александр Керенский. Его логика понятна: Дягилев не был коммунистом, но имел либеральные политические взгляды. Партия кадетов была ему ближе, чем партия большевиков. Но Дягилев отказался от предложения, потому что на тот момент для него это было невозможно. В Европе начались проблемы, и ему пришлось спасать свою труппу. После Октябрьской революции речь об этом зашла вновь, но разговоры быстро свернули. Не могу представить себе, чтобы Ленин допустил в своем правительстве дворянина Дягилева.

Трудно рассуждать о том, что было бы, если бы. Но, очевидно, для Дягилева это обернулось бы катастрофой, потому что он бы не смог работать под руководством советских лидеров. Другой вопрос — согласись он на предложение Керенского. Но это заводит нас совсем уж в спекулятивные дебри, потому что трудно даже представить, как бы выглядела Россия, окажись Февральская революция последней. Так что этот вопрос навсегда останется загадкой истории.

Скорее всего, Дягилев не смог бы работать ни под чьим руководством. Он и из Императорских театров вылетел как пробка: «по третьей статье» — без права поступления на государственную службу.

Сергей Дягилев был человеком с тяжелым характером. Да, думаю, он никогда не смог бы никому подчиняться.

МЕНЕДЖМЕНТ ДЯГИЛЕВА

Леон Бакст. Эскиз к балету «Спящая красавица», 1921

Вы автор одной из крупнейших монографий о Сергее Дягилеве. Однако вы сосредоточились исключительно на его биографии и обошли стороной анализ его проектов. Значит ли это, что личность Дягилева можно рассматривать не только через фильтр культуры, но и других сфер жизни: скажем, экономики, управления? 

Я не собирался устраивать суд над Дягилевым. Мне просто нравится жанр классической биографии. Тем более на тот момент я не чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы анализировать его спектакли.

Как менеджер Дягилев был уникальной фигурой. Ни до, ни после не появилось никого, кто сумел бы повторить его опыт. Возникали деятели, которые стремились быть «новыми Дягилевыми» — например, полковник де Базиль, но все они были скорее людьми от бизнеса, нежели от искусства. Для Дягилева же на первом месте всегда стояло искусство.

Кроме того, если бы они решили повторить его опыт, это обернулось бы катастрофой. Дягилев вечно находился в поиске средств, а однажды даже почти всё потерял. В 1921 году он предпринял в Лондоне реконструкцию «Спящей красавицы» (или «принцессы», спектакль назывался The Sleeping Princess) — сегодня это назвали бы revival. Столица Великобритании была важным городом для Дягилева — его финансовой подушкой: здесь он зарабатывал на консервативных спектаклях то, что потом тратил на авангардные постановки в Париже. Он планировал играть «Спящую» в течение девяти месяцев, но уже на второй месяц сборы начали падать; публика, привыкшая к одноактным постановкам «Русских балетов», не выдерживала напора четырехактного балета. Дягилев ушел в минус. Чтобы не попасть в руки полиции, ему пришлось отправить артистов в незапланированный отпуск, а самому бежать ночью на лодке через Ла-Манш (хотя он, как известно, боялся воды). Все костюмы и декорации «Спящей» остались тогда в руках директора лондонского театра, принимавшего спектакль.

Только харизма и уверенность в своей правоте помогали Дягилеву удерживать его компанию на плаву да еще вызывать международный резонанс. Лишь в последние два-три года своей жизни он попробовал сделать из «Русских балетов» более эффективное предприятие. Как менеджер Сергей Дягилев вошел в историю, но я никому не рекомендовал бы такой стиль управления — только если вы готовы к постоянным взлетам и падениям.

Он может быть примером для подражания как self-made man. Дягилев был деятельным антрепренером, космополитом, уверенным в себе гомосексуалистом, что тоже важно для той эпохи. Он не кричал на всех углах о своей сексуальной ориентации, но и не скрывался. Для его современников это был смелый политический жест.

Кстати, трудно сказать наверняка, знал ли Энди Уорхол биографию Дягилева, хотя мне кажется, что мог: уж очень он мне напоминает Дягилева. Он тоже был лидером, которого всегда окружали люди, но который до конца оставался загадочной фигурой. То, как Уорхол представлял себя и что делали художники его круга, похоже на деятельность Дягилева и связанных с ним художников.

Наверное, сейчас в принципе невозможно появление такой фигуры, как Дягилев или Уорхол. Современный рациональный подход к экономике культуры исключает «широкие жесты» и грандиозные провокации, характерные для обоих. 

В Европе точно невозможно. Вероятно, «новые Дягилевы» могут появиться в Китае или других странах Азии, где культурная среда устроена несколько иначе и где нерациональный, интуитивный подход еще уместен. Но на Западе, особенно когда мы говорим о театре больших возможностей, рационализм торжествует.

На самом деле Дягилев и в свое время был исключением из правил. Большинством театров руководили профессионалы вроде последнего директора Императорских театров Владимира Теляковского: почитайте его мемуары, в них он четко изложил правила менеджмента. Он и ему подобные отрицали Дягилева.

Но мне думается, такие фигуры, как Дягилев, нужны культурному полю. Да, художники, как правило, оказываются скверными бизнесменами, однако, если культурой будут управлять только лишь хорошие бизнесмены, мы получим плохое качество.

Был ли сам Дягилев художником, то есть творцом в том значении слова, которым мы пользуемся, говоря о живописцах, композиторах, хореографах и прочих артистах, создающих нечто с нуля?

Импресарио — роль творческая. Был ли он художником — это уже другой вопрос. Когда художник пишет картину или композитор сочиняет музыку, мы можем проанализировать его авторский почерк. Про Дягилева этого сказать нельзя, поскольку все его постановки были сделаны руками других людей. Он формулировал идею и правила игры — обозначал концепцию, так что, если и называть его художником, то концептуальным.

ВРЕМЯ ДЯГИЛЕВА

Фото: Жан Кокто и Сергей Дягилев © The Library of Congress

Скажите, выражение «Удиви меня!», которое, по словам Жана Кокто, Дягилев бросил ему как творческий вызов, — правда или анекдот?

Никто точно сказать не может. Но если бы это была ложь, возмутились бы современники. Когда Кокто напечатал эту историю, многие из людей, знавших Дягилева лично, были еще живы, и они часто ссылались на нее. Кохно и Лифарь, к примеру. Если бы подобная реакция была нетипична для Дягилева, она бы не передавалась из уст в уста.

А как вы оцениваете Дягилева в роли критика? (Некоторые исследователи считают, что в его натуре полемист доминировал над аналитиком: пробивать брешь в общественном сознании, утверждать новые взгляды было для него важнее всего остального. Справедливо ли это наблюдение, с вашей точки зрения?) Чему его пример может научить современных критиков, пишущих об искусстве, театре, танце, музыке?

Дягилев действительно был скорее полемист, нежели обозреватель. Он вообще мало анализировал, он слишком любил деятельность и работал интуитивно. Те тексты, в которых он пытается исследовать какое-либо культурное явление, не самый лучший пример его публицистики. Если сравнить его с Бенуа, Валерианом Светловым и другими критиками того времени, рядом с ними он выглядит бледно. Но это не страшно и не вредно: просто он не интеллектуал.

Мне Дягилев больше нравится в качестве полемиста, потому что ему удается встряхнуть читателя и заставить по-новому посмотреть на общеизвестные вещи. Он был заточен на дискуссию. Вообще, как мне кажется, Дягилев не очень любил писать, но выступал на страницах печати, потому что ему нужна была платформа для реализации творческих амбиций. Для этого он создал журнал «Мир искусства». Но чем дальше, тем меньше он писал сам. Со временем у него появились секретари, которые делали это за него.

Дягилев больше любил разговаривать по телефону — вот это был его инструмент. Имеются воспоминания современников о том, что он мог тратить на это больше часа. Таков один из парадоксов Дягилева: будучи в некоторых вещах консервативным, он в то же время выступал человеком будущего.

УСАДЬБА ДЯГИЛЕВА

Валентин Серов. Портрет Сергея Дягилева, 1904 © The Library of Congress

Историк театра Вадим Гаевский называет Дягилева «урбанистом с усадебным складом сознания или, иначе сказать, одним из первых русских урбанистов и одним из последних людей русской усадьбы». Как вам такая характеристика?

Это очень интересный образ. У Дягилева были усадебные корни и усадебное сознание, оно проявлялось в том, что он окружал себя людьми, которые были для него семьей. Он, можно сказать, эмансипировал усадьбу, сделав ее стилем своей кочевой жизни. Дягилевский оксюморон — это вот такая путешествующая усадьба, усадьба космополитов.

Свою первую усадьбу Дягилев оставил в Перми, где он прожил с 8 до 18 лет.

Пермь и имение Бикбарда навсегда остались для него в ореоле семейной жизни, которую он пытался воссоздать всюду: в Петербурге, Париже, Монте-Карло. Его мероприятия были не просто творческие, а социальные: он всегда работал в окружении людей, и эта атмосфера, мне кажется, напоминала ему усадебную. К слову, из Перми с Дягилевым уехал лакей Василий Зуйков, который сопровождал его в Петербурге, а затем в Европе.

А няня Дягилева — она изображена на картине Бакста сидящей за спиной Сергея Павловича — до какого момента она была с ним?

Няня Дуня [Авдотья Александровна Зуева] оставалась с Дягилевым примерно до 1908 года, но в Париж она за ним уже не поехала. Она тоже была носительницей усадебной атмосферы, которой Дягилев окружал себя.

Какой из множества Дягилевских портретов вам нравится больше всего: Сомова, Серова, Бакста или, может быть, карикатуры Кокто или Пикассо?

Портрет работы Валентина Серова, потому что он выполнен в динамике. Это незаконченная работа, но в ней видны качества личности Дягилева. На портрете Бакста Сергей Павлович тоже дан интересно, но там он выглядит как старый дворянин. А у Серова мы видим жизнь в движении.

ВКУС ДЯГИЛЕВА

То есть этот портрет больше соответствует духу Дягилева? В интервью 1910 года Сергей Павлович сказал: «Наш балет… является совершеннейшим синтезом всех искусств». Он стремился построить универсальную модель спектакля, но не на основе оперы, как, например, Вагнер (автор идеи Gesamtkunstwerk), а на основе балета. Насколько определение «синтетический театр» соответствует реальности, созданной Дягилевым? И как бы вы объяснили, что стоит за выражением «в духе Дягилева»?

Это один из самых обсуждаемых вопросов. Вагнеровский вариант театра отличается от Дягилевского. Вагнер всё делал сам: он был и композитором, и либреттистом, и художником, и директором. Вагнеровская идея Gesamtkunstwerk подразумевает переплавку разных видов искусства в единое целое со стиранием жанровых границ. Этот идеал на самом деле труднодостижим. Если мы посмотрим на спектакли Вагнера, поставленные им самим, то услышим новаторскую музыку, а сценография будет старомодной уже по тем временам.

Дягилевский идеал — это группа художников, работающих как один. И границы жанров в спектакле такого типа не стираются, а, наоборот, подчеркиваются: балет, певцы, художественное оформление — всё обладает самоценностью в рамках общей конструкции. Такое тоже редко встречается, потому что эго отдельного художника может перевесить, — но всё-таки чаще, чем вагнеровская модель. (Думаю, дягилевский метод успешнее работает в кино, чем в театре.)

Для меня примером синтетического театра является балет «Петрушка». Музыка, хореография, сценография и исполнение — всё здесь находится в гармонии друг с другом. Другой пример — «Пульчинелла». Этот балет всегда казался мне самым близким натуре Дягилева, потому что в нем сплелись его любовь к Италии и увлечение XVIII веком и на одном поле сошлись великолепные мастера своего дела, самые актуальные художники того периода ХХ века — композитор Игорь Стравинский, хореограф Леонид Мясин и художник Пабло Пикассо. Да и вся атмосфера балета очень легкая, что для Дягилева было важно. Он не был крупным мыслителем, скорее натурой сенситивной — хорошо чувствовал атмосферу, в этом ему не было равных.

Так в чем же, наконец, состоит «дух Дягилева»?

Лично я бы не стал пользоваться этим понятием, слишком уж оно широко. После многих лет изучения его жизни и деятельности я, тем не менее, не могу сказать конкретно, что такое «дух Дягилева».

Будь я скептиком, я бы ответил, что «дух Дягилева» — это финансовый коллапс и вечная полемика. Будь я слепым поклонником, сказал бы, что это предчувствие будущего. Но ни то ни другое не отражает всей правды.

Поэтому мне интересно сосредоточиться на разных спектаклях и проанализировать, какую роль Дягилев сыграл при их создании. Например, вышеупомянутые «Петрушка» и «Пульчинелла» несут в себе то качество, которое приблизительно отражает так называемый дух Дягилева.

Есть еще одна важная черточка к портрету Дягилева — его вкус. Многие современники отзывались о нем как о человеке высокого вкуса: он лучше всех знал, что хорошо, а что нет. Но что такое «вкус Дягилева»? Как и «дух Дягилева», это понятие с трудом поддается расшифровке. Спросите меня — и я назову три балета: «Петрушка», «Пульчинелла» и «Свадебка». А остальное уже на ваше усмотрение.