_{Константин Сучков в роли Марселя и Давиде Джусти в роли Рудольфа в опере «Богема» (2017)}

Истоки происхождения понятия «богема» кроются в невероятной популярности во Франции 1830—1840-х так называемого цыганского мифа (un bohemien — «цыганский»), основой для которого послужил свободный от норм общественной морали, авантюрный и бродячий образ жизни юных обитателей Латинского квартала Парижа. В течение долгого времени это слово рождало исключительно криминальные ассоциации. Опоэтизировал жизнь парижской богемы журналист и писатель Анри Мюрже, подобно Гомеру, создавший эпический портрет талантливой и благородной творческой молодежи. Тот, кто причислял себя к этому слою общества, не просто был причастен искусству, — он и собственную жизнь творил как произведение искусства. Богемное поведение, богемный образ жизни стали мифом в конце XIX века, когда его начали культивировать писатели и художники, даже добившиеся признания и достатка. «Золотой век» существования богемы в классическом виде приходится на 1840-е — 1920-е годы. Чем ближе к современности, тем очевиднее мутация этого понятия.

Главные герои романа Мюрже — философ Густав Коллен, живописец Марсель, поэт Рудольф и музыкант Шонар, которых прозвали «четырьмя мушкетерами»: они неразлучны, вместе творят, вместе мечтают стать великими, вместе посещают кафе «Момю» и вместе взрослеют… Автор подчеркивает, что богема — это всего-навсего «стажировка в художественной среде», неотъемлемый «этап в жизни художника, прелюдия к академическому креслу, больнице и савану». Роман и сегодня остается не только живым свидетельством парижской жизни 1840-х, но и литературным мифом, питавшим несколько поколений читателей. 

К слову, Мюрже не был первооткрывателем богемы. В той или иной степени, «богемные» кружки и сообщества возникали на страницах поэтических сборников Теофиля Готье, романов Виктора Гюго, богеме посвящены эссе Феликса Пиа, «Букет богемы» Ролана Доржелеса и «Галантная богема» Жерара де Нерваля. Однако Мюрже дал исчерпывающее жизнеописание творческой интеллигенции своего времени. Исследователь не столько быта, сколько духовного состояния общества, Оноре де Бальзак в своей «Человеческой комедии», конечно же, не мог не обратиться к яркому явлению богемы. В рассказе «Принц богемы» о похождениях ловеласа из рода обедневшего дворянства он дает энциклопедически точное определение: «Богема, взгляды которой следовало бы назвать философией Итальянского бульвара, состоит из молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет; все они в своем роде гениальны, хотя пока еще мало известны; но они еще проявят себя и будут тогда людьми заметными. <…> Там можно встретить писателей, администраторов, военных, художников, журналистов. Словом, это — микрокосм, и в нем представлены все виды ума и дарований. <…> Само слово «богема» говорит вам всё: богема живет тем, что у нее есть, а у нее нет ничего. Ее религия — надежда. Ее кодекс — вера в себя. Основа ее бюджета — пресловутая любовь к ближнему. Эти молодые люди выше своих несчастий. Не имея средств, они находят средства бороться с судьбой, живя «на авось», они остроумны, как фельетонисты, и веселы, как люди, которые кругом в долгах, ну, а в долг они берут столь же часто, как и пьют! И, наконец, к чему я и веду, — все они влюблены. Но как влюблены!» 

В дальнейшем к теме богемы обращались Эмиль Золя («Творчество», 1886), Оскар Уальд («Портрет Дориана Грея», 1890), Фрэнсис Скотт Фицджеральд («Прелестные и проклятые», 1922; «Великий Гэтсби», 1925; «Ночь нежна», 1934), Вирджиния Вулф (эссе об элитном клубе Блумсбери), Генри Миллер («Тропик Рака», 1934), Эрнест Хемингуэй («Праздник, который всегда с тобой», 1967). Однако в европейской мысли конца 1920-х богема уже не рассматривается с позиций прекрасных иллюзий и светлых идеалов. Нельзя сказать, что она оценивается писателями с отрицательной позиции. Скорее, они обнаруживают обратную сторону этого явления. Авторы, прошедшие Первую мировую войну и испытавшие крах великих надежд, тонко подмечают, как богема плавно переходит в состояние богемности, в разряд массовости и модной индустрии Голливуда. Когда люди объединяются в сообщество не ради творчества, которое изменит мир, а ради ощущения пребывания в творческой атмосфере. 

«Трильби» называют первым английским романом, который рассказывает о жизни богемы. Дюморье описывает обитателей Латинского квартала Парижа: натурщицу ирландского происхождения Трильби О’Фиррэл, музыканта Свенгали, обладающего гипнотическим даром, и их друзей — художников Таффи, Лэрда и Билли. Но в центре внимания находятся вовсе не герои. В первую очередь роман описывает богемную жизнь Парижа на рубеже XIX—XX веков: попойки, дурачества, выходки героев и, пожалуй, самое важное — творчество, которое предстает цементирующей основой, собирающей вокруг себя героев и сюжет.

Роман сразу после выхода стал настолько популярен, что началась настоящая «трильбимания». Одна за другой появлялись театральные постановки, пародии, а с ними бурлески и скетчи, связанные с сюжетом произведения Дюморье. В моду вошел фасон шляп, который теперь так и называется — трилби. Поскольку роман вышел в американском журнале Harper's Monthly, он в значительной мере укрепил и романтизировал образ богемы в сознании молодежи, в особенности женщин, которые копировали с главной героини образ незамужней девушки: называли себя художницами, курили сигареты и пили Chianti. 

Жизнь богемы не всегда сопровождалась весельем и кутежами. В смутные для Испании времена литературные и художественные круги столкнулись с давлением со стороны государства и общества и оказались вовлечены в глобальные перемены, которые затрагивали абсолютно всех. Богема, которой как воздух нужны свобода и покой, попала в жернова революции, забастовок и политических арестов.

Испанский прозаик, драматург и поэт Рамон дель Валье-Инклан берет в фокус судьбу слепого поэта Макса Эстрельи, живущего в Мадриде в начале ХХ века. На его примере писатель показывает, как общество пренебрегает своим творческим потенциалом. История героя показана через призму трагикомедии на грани фарса: градус общественного абсурда так высок, что смех становится естественной реакцией на происходящее.

В русском языке слово «богема» появилось в 1895 году благодаря писателю Петру Боборыкину, а как явление культурной жизни проявило себя в России в эпоху Серебряного века. Время торжества «Мира искусства» и «Бубнового валета» в живописи, Александра Скрябина, Игоря Стравинского и Александра Вертинского в музыке и культового ресторана «Бродячая собака», равно открытого для футуристов и акмеистов, в литературе. По сути, русская богема была чем-то пограничным между участниками узких салонов и декадентами. И ей посвящено множество мемуаров и художественных произведений с отголосками автобиографичности: роман «Богема» (1931) Рюрика Ивнева (Михаила Ковалева), «Роман без вранья» (1927) и «Циники» (1928) Анатолия Мариенгофа, научные труды Людмилы Тихвинской, многочисленные воспоминания писателей Русского зарубежья… Особняком в этом ряду стоит книга Ирины Одоевцевой, супруги Георгия Иванова. Автор, не претендующая на абсолютную правду, на страницах своих воспоминаний создает потрясающе проникновенный образ литературного, музыкального и художественного Петрограда в переломное время. Даже не думая выяснять с кем-то из героев отношения, как, скажем, это делает Мариенгоф, она рисует бесценные портреты своих современников: Сологуба и Ахматовой, Андрея Белого и Блока, Мандельштама и Кузмина, Зинаиды Гиппиус и многих других.

В XXI веке коннотация понятия «богема» изменилась кардинально. Представители богемы стали восприниматься, с одной стороны, как прожигатели жизни, постоянные участники тусовок и вечеринок. Это уже не голодные и бедные студенты с верой в лучшее, а люди, добившиеся определенного достатка в жизни. С другой, класс личностей, создающих модель современной творческой индустрии. Американский журналист и социолог Дэвид Брукс придумал для их обозначения неологизм «бобо» (bourgeois bohemian — «богемная буржуазия»). В своем путеводителе по миру «бобо» он рассказывает, каким образом появилась элита информационного века, «соединившая в своем этосе демократизм и элитизм, уважение к образованию и финансовую состоятельность, творчество и корпоративный бизнес».

Текст: Ирина Архипенкова, Никита Клюев