Похоже, этому театру суждено быть в авангарде. И успех эпохи Курентзиса, и кризис ее отмены, и остановка культурной жизни пандемией – все это просто внешние обстоятельства, в которых проявилось особое, если не сказать «природное», свойство Пермского театра – его внеситуативная витальность. В таком случае объяснимо возникновение хора именно сейчас, когда многие коллективы и даже устойчивые институции по всему миру «встали на паузу» и когда риски остаются актуальными; к сказанному можно добавить, что после кадровых турбулентностей и годового оцепенения театр все еще начинает жизнь с чистого листа и ситуация риска здесь привычна.

---

Новый коллектив Parma Voices сформирован из артистов театрального хора и продолжает важный для Пермской оперы филармонический вектор развития – год назад его обозначили созданием Камерного оркестра. Название Parma Voices отражает вокальную природу коллектива и его принадлежность к месту, ведь «Пармой», как известно, в древности называли земли Пермского края. Хор планирует исполнять музыку разных эпох и стилей, в первую очередь авангардные опусы ХХ века и незаслуженно забытые духовные сочинения.

По всей видимости, репертуарные замыслы хора – результат даже не столько рационального планирования, сколько тонкого понимания музыкальных процессов художественным руководителем коллектива, дирижером Евгением Воробьёвым. Так, в философском комментарии к программе концерта-презентации он не объясняет выбор тех или иных сочинений, а размышляет о вторичности рациональных действий, не напрямую связанных с исполнением музыки. «Характеризовать выбранные опусы, – пишет Воробьёв, – неочевидное занятие. В идеальном мире составление программы определяется интенсивным музыкальным переживанием». Возможно, именно «музыкальное переживание» (а не умозрительная концепция) повлияло на программу концерта-презентации, все сочинения которой, вопреки заявленной всеохватности, были связаны с религиозной тематикой. Тем не менее это не отменило стилистического разнообразия, да и возможности пермского хора настолько обширны, что музыка в его исполнении может говорить сама за себя и не опираться на программный «костыль».

---

Фото: Андрей Чунтомов

Полсотни хористов нового коллектива звучат с прямо-таки ансамблевой ответственностью. Чистая интонация, осмысленная фразировка, внятные начала и снятия, собранная артикуляция с единовременным произнесением согласных, оберегающим хор от превращения в «сплошную шипящую», тонкая нюансировка в динамике и штрихах – технический «иммунитет» Parma Voices поразителен и объясняет музыкальную жизнеспособность монолитной программы из четырех многочастных хоровых полотен. Лаконично подобранные, не самые расхожие хоровые опусы охватили сравнительно небольшой 150-летний период в истории музыки, но стилистически переправили и к более ранним временам. Например, барочная полифония в «Респонсории и гимне» Мендельсона – дань романтика Баху, не просто «кумиру» композитора, а невыразимо больше. Редкое сочетание глубоких, фундаментальных басов и некричащих теноров – это без преувеличения тембровая драгоценность хора. Мужские голоса, подсвеченные continuo контрабаса и виолончели (Дилявер Менаметов и Игорь Бобович), проявились одинаково слитно, насыщенно и в полифонических переплетениях, и в орнаментальных tutti и, что немаловажно, не пустили на самотек ясность латинского текста.

Барочную выразительность сменила статика «индуистских» песнопений, Ян – Инь, мужской хор – женский. В начале ХХ века английский композитор Густав Холст перевел с санскрита религиозные гимны Индии и сочинил к ним музыку, не похожую вообще ни на что. Экзотическое содержание его Хоровых гимнов из «Ригведы» органично сочетается с позднеромантическим музыкальным модусом и ритмическими изысками, но причудливо диссонирует с упругостью английского языка и с эмоциональным напором британского музыкального фольклора. В исполнении женского хора гармонические красоты партитуры Холста обнаружили свою земную природу разве что в предательски тянущихся, иногда сипловатых верхах. Создавая воздушную подушку для хора и имитируя звучание, вероятно, сантура – индийских гуслей, Кристина Басюл буквально сплела «арфовый» фортепианный аккомпанемент (Холст предполагал здесь арфу, но не исключал и рояль).

В кульминации полный состав хора исполнил Духовный концерт Николая Сидельникова. Сочинение, возникшее в 1990 году, отсылает к православной литургии, при этом оно до крайности экспрессивно. Динамические нагнетания и спады, диссонирующие созвучия, сложные ритмы, голоса, уверенно выплывающие словно из ниоткуда, – вся эта прихотливость Parma Voices удается особенно хорошо. В какой-то момент над застывшей гладью хора воспарило пронзительное и глубокое сопрано Юлии Сучковой, увенчав первое отделение катарсическим соло. Месса швейцарского композитора Франка Мартена, прозвучавшая после антракта, лишь подтвердила неслучайность успеха и, если угодно, швейцарское качество Parma Voices.

---

Фото: Андрей Чунтомов

Или, быть может, «таежное качество»? Во времена Курентзиса всемирную известность Перми принесли постановки опер Моцарта, благодаря которым появилась популярная метафора: «таежный Моцарт». Однако пермский «таежный Моцарт» – явление вовсе не исчезнувшее вместе с ушедшей эпохой. Дело уже, конечно, не в самом Моцарте, а в ореоле брендированности, окружающем его фамилию, особенно на родине композитора. «Моцарт» – это адаптированный к Уралу культурный бренд, маркирующий «европейскость» качества (или, по крайней мере, наши устойчивые представления о таковом). Отождествление «тайги» – можно сказать, российского национального бренда – с условным европейским «Моцартом» точнее всего описывает «особый путь» Пермской оперы, где и теперь возможно возникновение таких высокопрофессиональных коллективов, как Parma Voices.


Текст: Мария Невидимова, «Музыкальная жизнь»