На Новой сцене Большого театра Пермский театр оперы и балета показал свою «масочную» программу — одноактные балеты трех современных западных хореографов, объединенные названием «Видеть музыку». ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА оценивает шансы пермяков.
Основные балетные силы вступают в борьбу за «Маску» только сейчас. Лишь Большой театр неосмотрительно и невыигрышно выложил свои козыри заранее (причем главный из них — балет «Chroma» — показал еще в январе, отчего детали этой революционной работы наверняка испарились из переполненной свежими впечатлениями коллективной памяти жюри).
Пермяки же открыли двухнедельный балетный блок на исходе марта, причем в этом году конкурс на редкость силен: все театры (за одним исключением) показывают качественные современные спектакли, впервые поставленные на российской сцене. Но даже на этом решительном фоне пермский балет выглядит особенно бескомпромиссно: его худрук, экс-петербуржец Алексей Мирошниченко, рискнул объединить в одной программе три работы, поставленные современными западными авторами (не первого ряда, но весьма востребованными) специально для пермской труппы. То есть, в отличие от большинства театров, делающих ставку на перенос уже готовых спектаклей гарантированного качества, он покупал кота в мешке. Риск усугублялся тем, что все хореографы выбрали музыку современных композиторов-минималистов, избрав для ее визуализации абстрактную форму.
И к абстракциям, и к минимализму публика у нас не приучена. И не только публика. Как выразился в кулуарах один из членов музыкального жюри, это все равно что два часа смотреть на «Черный квадрат» Малевича. Конечно, для представленных хореографов лестно, что статус их произведений повышен до уровня шедевра, однако бесхитростная реплика судьи отражала неприкрашенную реальность: кто, кроме специалистов по авангарду, может, положа руку на сердце, сказать, что его сильно увлекает долгое созерцание программного полотна Малевича?
Параллель «Черного квадрата» с пермскими балетами уместна во многих смыслах: все они черно-белые, концептуальные, лишенные открытых эмоций, немноголюдные и достаточно монотонные. Все чрезвычайно лаконичны по оформлению. В опусе испанца Каэтано Сото «Uneven» на музыку Дэвида Ланга — это покрывающий сцену белый линолеум, загнутый с одного конца. В балете «Souvenir» Гэвина Брайерса, поставленном англичанином Дагласом Ли (за что его выдвинули на «Маску» в частной номинации «Лучшая работа хореографа»),— это невысокая зеркальная стена, по диагонали отрезающая треть площадки. А в работе итальянца Луки Веджетти «Meditation on violence» на музыку Паоло Араллы под колосниками тихо вращается исполинская раковина. Музыкальный минимализм все авторы видят примерно одинаково: как вариации весьма ограниченного набора движений, структурированных с программной хаотичностью. Иерархия танцовщиков намеренно нивелирована — так, что и не разберешь, кто из них главный; а перетекание соло в дуэты, в трио и массовые фрагменты происходит без отчетливых границ и тем более без традиционных завязки—развязки—кульминации.
Объяснить, почему при всей внешней схожести работа Каэтано Сото (единственного, кстати, хореографа, который не смог разродиться оригинальной работой и предложил пермякам готовый балет) выглядит схоластической гимнастикой с вымученно-перекореженными поддержками и позами, а, скажем, композиция итальянца Веджетти цепляет непоказной значительностью, конечно, можно, но без излишней для рецензии детализации тут не обойтись. Легче сказать, почему на «Маску» выдвинут лишь хореограф Ли: он самый танцевальный и наиболее доступный. У этого англичанина все балерины работают на пуантах, а многофигурные адажио затейливы, но приятны для глаз.
Шансы получить «Маску» у пермяков незначительны: слишком сильны конкуренты с их балетами от хореографов первого ряда. Однако главную победу пермская труппа уже одержала: ни один скептик не посмел назвать ее провинциальной — в отличие от прошлых лет, когда она с великим прилежанием показывала в Москве вызубренных классиков Баланчина или Роббинса. Претензии могут быть к хореографам — но, как ни крути, эти три автора представляют действительный, а не идеализированный уровень мирового хореографического мейнстрима. И впервые погрузившиеся в него пермские артисты (и особенно артистки) выглядят совершенными европейцами: свободными, умными, отлично владеющими своими телами профессионалами. Что само по себе чудо — ведь актуальному языку танца у нас не учат ни в одной школе.