В рамках фестиваля «Белые ночи в Перми» в Пермском театре оперы и балета состоялся «Вечер одноактных балетов» Игоря Стравинского, включавший недавно поставленного «Петрушку» в версии Николо Фонте и российскую премьеру «Свадебки» Иржи Килиана. Из Перми — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
«Свадебка» — всего лишь третий Килиан, поставленный в России. С чешским гением, большую часть жизни проработавшим в Нидерландском театре танца и фактически заново создавшим эту труппу, российская публика познакомилась недопустимо поздно, всего-то пару лет назад. К этому времени весь мир уже лет тридцать как числил его живым классиком, оказавшим определяющее влияние на мировой балет последних десятилетий ХХ века. В России первопроходцем оказался Музтеатр Станиславского, в 2010 году упросивший автора представить два моцартовских шедевра — «Шесть танцев» и «Маленькую смерть», отхвативших в прошлом году «Золотую маску». В следующем сезоне Большой театр со скрипом одолел предложенную ему «Симфонию псалмов», балет распространенный и популярный.
А вот «Свадебку», появившуюся на свет в 1982 году, сейчас не танцуют нигде в мире, только в Перми. Да и пермякам Иржи Килиан отдавать ее не хотел: поговаривают, в свой самый славянский балет вложил слишком много личного. Так или нет, достоверно неизвестно, но на поверхности лежат более прозаичные причины: хореограф явно боялся, что пермяки с этим балетом не справятся. Русским артистам хореография Килиана вообще дается трудно: его знаменитый текучий стиль, сочетающий расслабленность с высочайшей точностью, требует совершенно иной координации, нежели та, к которой приучены наши «классики». А уж многолюдная «Свадебка» (в спектакле занято 20 артистов), в которой партия кордебалета по сложности не уступает солистам, где надо танцевать, почти не уходя со сцены, в бешеном темпе и при этом перестраивать рисунок мизансцен так стремительно и непредсказуемо, что подробности этих пертурбаций не успевает ухватить даже глаз натренированного зрителя, эта «маленькая сумасшедшая свадьба», как определил жанр своего балета сам хореограф, кажется совсем уж непреодолимым бастионом.
Пермяки взяли твердыню осадой и штурмом: сначала долго уламывали хореографа, потом его ассистентов — ответственных за постановку Элке Шеперс и Филипа Тейлора. Основательно ознакомившись с труппой, те обнаружили в ней аж сорок артистов, пригодных к испытаниям, то есть исполнителей хватило на две полноценные «Свадебки». Отдельной проблемой стало размещение нетанцующих участников действа (большой хор, солисты-певцы, четыре рояля и ударные), которое со времен дягилевской премьеры, состоявшейся в 1923 году, впервые исполнялось живьем, а не под запись. Пришлось пожертвовать шестью рядами партера: там расположились хор и солисты, а маэстро Курентзис возвышался почти в центре зрительного зала.
Непривычная мизансцена ничуть не повредила спектаклю: происходящее на сцене заставило позабыть и про хористов, разевающих рты чуть не под ногами танцующих, и про дирижера, танцующего в темноте. Хрестоматийные декорации Джона Макфарлейна превратили сцену в гигантский дощатый амбар с широкой дверью на заднике. Одетые в однотонно-светлые, слегка стилизованные под народные штаны-рубахи-платья участники килиановской «Свадебки» первым делом приникли к истоку: угловатыми, сложенными портретной рамкой руками и плотно выстроенными домиками мизансцен напомнили о первой, революционной «Свадебке» — хрестоматийной постановке Брониславы Нижинской.
А дальше понеслось. Заплачки Невесты, то поглощаемой стаей хлопотливых подруг, то выдавливаемой на авансцену в одиночестве предвкушать перемену жизненной участи. Буйный мальчишник Жениха, прерванный скорбным дуэтом с отцом, перекладывающим на плечи сына груз продолжения рода. Встреча обреченных счастливцев — беспокойный, подвижный дуэт с обилием верхних и партерных поддержек, полных страха перед будущим и зарождающейся чувственности. С неудержимостью лавины «Свадебка» катилась к апогею коды, в многоголосье которой каждый (лихие парни-сваты, жалостливые матери, боевитые свахи, отчаянные Жених с Невестой) ведет свою партию, вплетая ее в невероятный по сложности и эмоциональному напряжению узор. И — к прозрачной тишине финала, в котором под одиночные удары колокола Жених ведет суженую на дощатую плаху постели, виднеющуюся сквозь распахнутую дверь.
Труппа танцевала стилистически точно, отважно, качественно и собранно. Пожалуй, чересчур собранно: пермским артистам пока не хватает самозабвенной разудалости, той телесной свободы, которая позволяет танцевать, не сковывая движения постоянным самоконтролем. Впрочем, это дело практики. Уже сейчас радостной естественностью танца выделяется Первый сват (Александр Таранов). Зрело, умно, по-западному (без ненужного надрыва и с расчетливой сексуальностью) исполнила партию Невесты статная красавица Анна Поистогова. А легкого безумия, обозначенного Килианом в подзаголовке «Свадебки», добавили спектаклю Теодор Курентзис и его музыканты. Роскошное изобилие музыки Стравинского, помноженное на феерическую энергетику дирижера, заполонило все пространство театра, превратив зрителей в участников действа и заставив их вопить «Браво!» с той же ликующей истовостью, как свадебное «Горько!».