Опера Жан-Батиста Люлли «Фаэтон» создана Пермским театром оперы и балета в сотрудничестве с Королевской оперой Версаля и ансамблем Le Poème Harmonique. Исторически информированное исполнительство здесь блистательно сочетается с модными течениями современного театра. Знатоки не могли не отметить своеобразие «барочного» звука и сценического движения, равно как и свежие эстетические течения, привнесённые французскими режиссёром и художниками. В который уже раз пермская публика может дружно сказать: «Такого мы ещё не видели».

Трёхчасовая барочная опера — развлечение для любителей и знатоков, для фанатов этого стиля; для широкой же публики это настоящее испытание на безупречность. В отличие от других любимых пермяками опер этого периода, таких как «Дидона и Эней» и «Королева индейцев» Генри Пёрселла, здесь нет яркой мелодической основы, музыка вся состоит из колоратур. Недаром на пресс-конференции постановщики спектакля говорили о том, что музыка французского барокко отличается орнаментальностью, словно это звуковое воплощение барочной архитектуры, причудливой и игривой.

Подобный материал требует от постановщиков особого подхода. Может быть, поэтому оперы Люлли и французского барокко вообще в России до сих пор не ставились, пермская постановка — российский прецедент.

Прецедент ещё и в том, что из двух оркестров — пермского MusicAeterna и французского Le Poème Harmonique — был составлен один. Дирижёр и музыкальный руководитель постановки Венсан Дюместр утверждает, что это не механическое сложение двух групп музыкантов, а нечто новое, и премьера доказала его правоту: даже слушатели, привыкшие к исключительному звуку оркестра Теодора Курентзиса, отметили особую изысканность инструментальной составляющей музыки. Жаль, что оркестр находился в яме, а не на сцене, и можно было лишь позавидовать зрителям первых рядов, которые имели возможность наблюдать за игрой на диковинных инструментах и за «танцем» дирижёра.

Ещё более причудливыми были движения артистов на сцене. Задолго до премьеры пермские СМИ заговорили о «барочном жесте» как особой «фишке» этой постановки. Жестикуляция солистов и хора не только добавляла постановке своеобразия, но и практически заменяла танец: в придворных операх Версаля важной деталью был балет.

Для Перми этот сложносочинённый русско-французский ансамбль — предмет гордости: первый голос, который слышат зрители, — это голос Елизаветы Свешниковой, исполнительницы роли Астреи. На протяжении всей постановки пермские певцы достойно исполняют пусть не главные, но весьма заметные партии; колоритный Виктор Шаповалов незабываемый в роли пророка Протея, а Александр Егоров в роли царя Меропа просто безупречен.

Исполнитель заглавной партии Матиас Видаль обладает специфическим голосом — этаким барочным тенором, близким к лирическому баритону, экспрессивной пластикой и особой, подёрнутой безумием харизмой. 

Постановщики спектакля — Венсан Дюместр и режиссёр Бенжамен Лазар — признавались, что выбор оперы отчасти был продиктован возможностью использовать удивительно подходящего для партии Фаэтона актёра.

Художник-постановщик Матье ЛорриДюпон использовал, кажется, все возможности современного театра: здесь и причудливое, почти по-барочному игривое видео (режиссёр видео — Ян Шапотель), и театр теней, и лаконичные, но многозначительные декорации, которые временами удивительно напоминают циклопические стены Карнака или Абу-Симбела, и ослепительно броские детали, которые особенно впечатляют в финале, когда сцена буквально купается в золоте. Художник не боится упрёков в избыточности: Версаль так Версаль, золото так золото, Солнце так Солнце!

Если финал истории Фаэтона горький и мрачный, то финал спектакля о нём — блистательно триумфальный. Сценическое великолепие ещё раз подчёркивает ту изысканность, с которой не самая выдающаяся опера XVII века возродилась на сцене в веке XXI.

Юлия Баталина