В Пермском театре оперы и балета отметили юбилеи двух знаковых симфоний Дмитрия Шостаковича. 9 мая исполнили Седьмую, «Ленинградскую», приурочив концерт к 80-летию со дня премьеры; за пультом был главный дирижер театра Мигран Агаджанян. Полторы недели спустя сыграли Пятнадцатую — к 50-летию первого исполнения, — добавив к ней сочинения Баха и Бетховена в обработках наших современников; одна из них прозвучала впервые. Симфоническим оркестром театра дирижировал Филипп Чижевский. Рассказывает Илья Овчинников.

---

Фото: Андрей Чунтомов

---

Концерт 8 января 1972 года в Большом зале Московской консерватории стал историческим не только из-за мировой премьеры последней симфонии Шостаковича. В первом отделении единственный раз выступили в дуэте недавние победители конкурса Чайковского — совсем молодые Гидон Кремер и Владимир Крайнев, сыгравшие редкостный Концерт для скрипки, клавира и струнных Гайдна. Большим симфоническим оркестром Центрального телевидения и Всесоюзного радио дирижировал Максим Шостакович. Как вспоминает музыковед Ричард Тарускин, в те годы стажер Московской консерватории, «потрясение, испытанное мною в тот вечер, превосходило все, что мне довелось испытывать на концертах прежде и после». Захватывает дух при одной мысли о таком концерте, состоявшемся вроде бы и не так давно, — и не зря в Перми решили о нем напомнить хотя бы и не день в день.

Главным героем теперешнего вечера, если не считать Шостаковича, ожидаемо стал Филипп Чижевский. Месяц назад он получил свою вторую «Золотую маску» в номинации «Лучшая работа дирижера» за постановку «Кармен» в Пермской опере и теперь вернулся сюда уже как дирижер симфонический. Филипп не так часто выступает в этом амплуа, предпочитая исполнять старинную и современную музыку либо со своим ансамблем Questa Musica, либо с другими профильными коллективами. Между тем его недавний концерт с АСО Московской филармонии показал, что симфонический оркестр подвластен Чижевскому ничуть не меньше, чем небольшие мобильные составы. Последнюю симфонию Шостаковича, полную цитат, аллюзий, шифров, подтекстов, часто не поддающихся очевидным толкованиям, всегда есть риск представить как серию эпизодов, а не как целое; Чижевский с оркестром театра этой опасности счастливо избежали.

«Произведение, с его шутливой цитатой из Россини в первой части и искаженной цитатой из Вагнера в последней, вызвало озадаченную реакцию у всех, с кем я его обсуждал, — признавался Тарускин. — Нельзя сказать, чтобы оно понравилось». Действительно, цитаты из «Вильгельма Телля» и «Гибели богов» и сегодня могут смутить своей неоднозначностью — можно себе представить, как удивлялись первые слушатели. В Пятнадцатой неоднозначно почти всё: как ни ищи слова, от них ускользают и открывающее симфонию соло флейты (Ирина Марцинкевич) — на первый взгляд беззаботное, на самом деле ничуть, и диалоги медных духовых с виолончелью соло во второй части (Роман Ефимов) — то ли зловещие, то ли тоскующие, и многое другое. Разве что реминисценция из знаменитой «темы нашествия» Седьмой симфонии в финале имеет явный оттенок автоэпитафии, что сегодня воспринимается скорее как эпитафия всему миру. Или, возможно, как обещание мира.

Перед антрактом исполнили мировую премьеру — Фортепианную сонату №31 Бетховена в оркестровке Алексея Сысоева. От одного из самых ярких и бескомпромиссных, чтобы не сказать радикальных современных российских композиторов было впору ждать если не рекомпозиции, то как минимум полемики с оригиналом. Однако речь еще о студенческой работе Сысоева середины 2000-х, звучащей вполне академически рядом с его зрелыми сочинениями; впрочем, на их фоне такая премьера — ход тоже достаточно радикальный. «Бетховен пишет для фортепиано симфоническую музыку» — с этими словами Алексея можно соглашаться или нет, но его оркестровка очень убедительна, особенно переклички струнных и духовых. А начало третьей части с мрачными медными духовыми и виолончельным соло звучит так, будто переложение создавалось специально для вечера с Пятнадцатой симфонией Шостаковича.

Открыл программу Контрапункт XIX из «Искусства фуги» Баха в транскрипции Лучано Берио для 23 исполнителей. Если в обработке Сысоева используется вполне бетховенский состав оркестра, то Берио шлет Баху поклон уже подчеркнуто из нашего времени, задействуя среди прочего арфу и два саксофона. «В том, как изящно Берио завершает незавершенный Контрапункт Баха, проявляется его невероятное композиторское чутье и вкус, — говорит Филипп Чижевский. — Берио удалось буквально несколькими аккордами обрамить то, что сделал Бах, с чисто итальянским вкусом. Берио сумел выйти из Баха, постепенно меняя, преломляя его так, что получается какое-то космическое сумасшествие. В хорошем смысле». Оба переложения вдобавок на редкость подошли Пятнадцатой симфонии — еще одному диалогу с великими предшественниками, в том числе позднего Шостаковича с молодым.


Текст: Илья Овчинников, Коммерсантъ