Президент компании Sony Classical рассказал «Новому компаньону» о совместной работе с Теодором Курентзисом и о сложностях на рынке звукозаписи.
— Какова цель вашего приезда?
— Я здесь потому, что мы здесь создаём запись, которая, надеюсь, будет эталонным исполнением одного из самых важных музыкальных произведений, которые когда-либо были написаны. Я думаю, что мы достигнем своей цели, поскольку MusicAeterna — и оркестр, и хор, — на мой взгляд, сегодня входит в крошечную элитную группу величайших ансамблей мира.
Для меня Пермь — особенное место. Моя работа подразумевает много путешествий и много походов в театр: её преимущество — то, что я посещаю множество замечательных оперных постановок и симфонических концертов. Но то, как сейчас здесь рождается музыка — это захватывающе!
Работа оркестра MusicAeterna — полнейшее согласие, радость и счастье от совместной работы, небывалый перфекционизм. Поэтому, бывая в Перми, я чувствую себя на 20 лет моложе. Так что главная причина моего приезда — эгоистическая.
Кроме того, мне нужно было встретиться с Теодором Курентзисом: у нас много тем для обсуждения. Главная — совместное прослушивание и обсуждение окончательной версии оперы Моцарта Cosi fan Tutte, которую мы записали ещё до уже выпущенной «Женитьбы Фигаро».
Теодор — очень студийный музыкант. Это не значит, что он не любит дирижировать на живых концертах, это значит, что он подходит к созданию записи как к особому искусству и добивается особого результата. Он работает в студии, формирует звук, создаёт особую динамику всей записи — от арии к арии, от ансамбля к ансамблю…
Постпродукция Cosi fan Tutte была очень долгой, потому что Теодор был неудовлетворён. Он долго не мог достичь нужного результата, и я приехал в Пермь для того, чтобы ещё раз вместе с ним послушать окончательный вариант и получить его одобрение.
Во время работы над операми Моцарта мы проводим вместе сотни часов, обсуждая, как бы нам хотелось слышать тот или иной фрагмент, как он должен звучать… Я испытываю особое удовольствие от этих взаимоотношений, так что я с радостью приехал в Пермь.
— Теодор одобрил запись Cosi fan Tutte?
— Да! Так что наконец-то мы сможем выпустить этот диск и ещё успеем сделать это до Рождества. Это очень хорошо с точки зрения коммерции: люди покупают на Рождество подарки, и этот диск — отличный рождественский подарок. Во многих странах, например, во Франции, в Германии, где мы представляли нашего «Фигаро», продавцы музыкальных магазинов с нетерпением ждут следующую пермскую запись — они уже знают, что это будет нечто уникальное.
Я хорошо помню презентацию «Фигаро», первую презентацию, в Берлине. Это было в кинотеатре Sony, и он был полон представителями магазинов: больших, вроде Amazon, маленьких — всяких. Мы показали небольшой фильм о Перми и об оркестре MusicAeterna, представили фрагменты записи. Теодор рассказал об этой записи, объяснил что-то… И общая реакция была — остолбенение. Я такого никогда не видел! Люди подходили ко мне после презентации — это люди, которые слышали тысячи записей, слушают их каждый день, обязательно слушают новую запись Доминго, новую запись Ланга Ланга, новое то, новое сё… Они подходили, жали мне руку и говорили: «Это — фантастика!» Без преувеличения могу сказать, что реакция была мощнейшая!
Так что сейчас рынок ждёт новую запись, и я счастлив, что они вот-вот дождутся.
— Есть много слухов о том, как происходят эти записи, как их делает Теодор Курентзис. Некоторые люди считают, что это «ненастоящая» музыка, потому что это монтаж из множества очень коротких отрывков, да ещё отредактированный с помощью электроники…
— Да, дискуссия на эту тему продолжается столько же, сколько существует в принципе звукозапись. Как только появились аналоговые магнитофоны, появилась возможность вырезать фрагменты, смонтировать… И тут же появились два противоположных течения: одно считает, что запись — это своего рода фотография концерта, документ. Не важно — в зале или в студии, перед слушателями или перед микрофоном сделана запись, но она документальна.
Другое течение, к которому принадлежал, например, Гленн Гульд, великий пианист, считает, что запись — это особый артефакт, который создаётся по собственным законам и правилам, отличным от законов и правил создания живого концерта. Это не фиксация живого концерта, это создание чего-то особенного.
Оба течения имеют право на существование, но, что касается меня, то я думаю так же, как Гленн Гульд. Я считаю, что финал в «Фигаро», который начинается как дуэт и перерастает в сцену для семи голосов, — это чудо. Это одно из величайших достижений человеческого гения. Я слышал сотни «Фигаро» в различных оперных театрах, и я точно знаю: ни в одном театре вы не услышите такого вокального совершенства, как на нашей пермской записи. На этой записи слышна каждая нота!
Есть особо одарённые люди, которые не нуждаются в певцах, чтобы слышать музыку: они её слышат в своей голове, когда читают нотный текст. Для них запись или исполнение на сцене — это примерно как для обычного человека экранизация прочитанной книги: всё равно не то, что мы представляли себе во время чтения. Но таких людей очень мало. Я, например, лишён этого дара. И многие выдающиеся музыканты тоже его лишены. Нам для того, чтобы услышать музыку, нужны певцы и музыканты. И я счастлив, что сейчас у нас есть возможность слышать абсолютно ту самую музыку, те самые ноты, что написаны в партитуре Моцарта. Это большое счастье, и это наше большое достижение.
Ради справедливости должен сказать, что я неоднократно слышал живые выступления MusicAeterna, без всякой электроники. Я знаю, на что способен этот коллектив. В Мадриде на представлении «Королевы индейцев»… Я никогда не слышал, чтобы хор так пел. Никогда в жизни! Так что неправда, что этот коллектив не может ничего исполнить без электронных примочек. Нет! Использование электроники было сознательным решением, чтобы достичь особенного результата. Это не хуже и не лучше, чем живая музыка, — это нечто иное.
— Почему «пермский Моцарт» так важен для Sony Classical?
— Давайте посмотрим на историю звукозаписи. Она началась с записи Энрико Карузо в Милане, в отеле, в 1910 году. Он спел 10 арий и получил гонорар наличными. А сейчас у нас уже есть более 100 лет наследия звукозаписи. Есть музыкальные произведения, которые были записаны более сотни раз! «Фигаро», как мы выяснили, до нашей работы был записан 177 раз — студийные записи, живые представления, CD, DVD… Мы всё учли, даже пиратские записи, сделанные в Венской опере с помощью диктофона.
Спрашивается: зачем делать 178-ю версию? Есть только две возможные причины. Первая — это очень выгодно. И это в нашем случае не причина, потому что рынок сегодня такой, какой он есть. Настоящая причина — сделать нечто абсолютно новое, радикальное и отличное от всего, что было раньше.
По-моему, пермская запись «Фигаро» — вершина того, что возможно сегодня в музыке. Это наилучшая возможная запись произведения, которое создал величайший гений, когда-либо рождённый человечеством. Я уверен в этом.
Мы не просто сделали «ещё одну запись Моцарта». Мы сделали нечто совершенно новое и особое и, по-моему, превосходящее предшественников. Мы дали для всех любителей музыки возможность слушать эти произведения в качестве, которое доныне было недосягаемо.
— Вы сказали, что «рынок сегодня таков, каков он есть». И каков же? Не кажется ли вам, что отрасль звукозаписи сегодня чуть ли не такая же вымирающая, как бумажные книги?
— Я думаю, что на рынке классической музыки и на рынке музыки вообще картины разные.
Классическая музыка — это не то, что может быть модным. Она требует от слушателя многого: терпения, сосредоточенности, работы над собой.
Так что на нашем рынке не так просто продать что-то новое. Люди, которые хотят слушать фортепианные сонаты Бетховена, могут выбирать из сотен предлагаемых вариантов. Зачем делать и продавать новые, когда есть записи Святослава Рихтера и Эмиля Гилельса?
Есть и проблемы общие для рынка звукозаписи, и они нас тоже касаются. Пиратство — огромная проблема. Зачем покупать диски, если можно скачать запись из интернета? Бесплатно! Магазины дисков умирают. Те люди, которые всё ещё хотели бы покупать диски, зачастую не могут это сделать.
Раньше в Лондоне, на Пикадилли, в течение 60 секунд вы проходили мимо трёх огромных магазинов звукозаписи: Virgin, Tower Records, HNV. Они работали до полуночи и всегда были полны народа: молодых, пожилых, модных, немодных, всяких людей. Они слушали музыку, говорили о музыке, покупали музыку… Вcё! Ни одного из них не осталось.
Рынок музыки, записанной на физических носителях, неуклонно снижается. Правда, рынок цифровых записей растёт, но растёт недостаточно быстро. Вот где главная проблема! Я думаю, что цифровое распространение звукозаписи будет фантастическим рынком, особенно для классики, но нам ещё нужно к этому прийти.
Есть разные виды цифровых сервисов: вы можете купить музыкальную запись, расплатившись банковской картой, и скачать её к себе на компьютер, а можно подписаться, платить раз в месяц что-то смешное вроде $10 и не переписывать музыку на свой компьютер, а просто выбирать из миллионов записей, представленных на удалённом сервере, и слушать их в неограниченных количествах прямо со своего смартфона. Всё больше людей пользуются этими возможностями.
Если бы в те годы, когда я мальчишкой собирал коллекцию пластинок, мне бы сказали, что за цену какого-нибудь не очень дорогого диска я смогу слушать все записи, которые когда-либо были сделаны… Я бы решил, что это что-то из области фантастической литературы. А сейчас, например, в Швеции 70% музыкального рынка относится к таким сервисам.
Музыка становится частью бытовой инфраструктуры: тепло в батареях, электричество в розетке, вода в кране, музыка в компьютере… Это прекрасная перспектива. Вопрос только, как нам пережить переходный период, пока идёт становление этого рынка.
— Может быть, диски станут, как и бумажные книги, эксклюзивным нишевым продуктом, товаром для знатоков и коллекционеров?
— О да! Это уже происходит. Например, диск «Фигаро», который мы выпустили с Теодором, — великолепный подарок. Я провёл множество дней, выбирая дизайнера и даже качество бумаги, на которой напечатан буклет, чтобы этот диск стал хотя бы приблизительно так же красив, как записанная на нём музыка. Я бы обязательно захотел получить такой диск в свою коллекцию.
Всё, что выпускает компания Sony Classical, представлено на цифровых сервисах, но наша публика, люди, которые слушают классическую музыку, всё ещё любят разыскивать и приобретать новые диски, иметь их у себя дома.
Может быть, лет через пять всё изменится. Я не знаю. Увидим.
— Каковы ваши совместные планы с Теодором Курентзисом?
— Мы уже записали гораздо больше, чем выпустили. Выпустили мы пока только «Фигаро», в ноябре выйдет Cosi fan Tutte.
Мы записали невероятный диск музыки Рамо, причём эта невероятная запись была сделана случайно: мы собирались приступить к записи Cosi fan Tutte, но певица, которая была Теодору абсолютно необходима, была больна, и мы решили сначала записать Рамо. Записывали в школе имени Дягилева — там фантастическая акустика! Этот диск выходит уже на следующей неделе. Совершенно потрясающая запись: она сделана не как концерт, а как сюита, все произведения и фрагменты на ней предстают как единое целое. Это что-то вроде большого музыкального произведения, которого Рамо не создавал, но вся музыка — его.
Затем у нас есть запись Стравинского, с которой ещё надо работать, закончить постпродукцию. Затем, само собой, «Дон Жуан», который записывается сейчас.
Мы также записали Концерт для скрипки с оркестром Чайковского с одной из моих самых любимых исполнительниц — Патрицией Копачинской.
Мы выпускаем DVD «Королевы индейцев», записанной в Мадриде. Он тоже вот-вот выйдет.
В скором будущем мы надеемся приступить к записи всех симфоний Бетховена.
У нас уже многое записано, но я хочу ещё! По-моему, Теодор должен сделать свои версии самого заигранного, самого хрестоматийного материала. Вроде «Травиаты». Только он сможет создать новое прочтение таких вещей, дать им новую жизнь.