Известный композитор, преподаватель Московской государственной консерватории Алексей Сюмак в декабре представит свою новую работу — оперу Cantos (с греческого «песни»), основанную на стихах и биографии американского поэта Эзры Паунда. Мировую премьеру покажет 6 декабря Пермский театр оперы и балета. За дирижерский пульт встанет художественный руководитель театра, дирижер Теодор Курентзис.
Незадолго до премьеры журналист m24.ru Ольга Косолапова поговорила с Алексеем Сюмаком об эволюции музыкального произведения, выборе героя, магии и Вавилонской башне.
– Как родилась идея оперы? И почему главным героем музыкального произведения был выбран поэт Эзра Паунд, который практически всю жизнь молчал?
– Идея родилась спонтанно, причем не у меня самого, а у Теодора Курентзиса, с которым мы уже много лет сотрудничаем и дружим. Он заказал мне и композитору Сергею Невскому по скрипичному концерту и с самого начала дал установку: это должно быть нечто удивительное, доселе неизвестное миру музыки. Теодор объяснил: «Леша, давай придумаем странный состав, например, скрипка и не привычный симфонический оркестр, а хор». На этом и остановились. Надо сказать, я был в замешательстве, размышлял, что делать с поставленной задачей.
Но мироздание, как часто бывает в таких случаях, само дало подсказку: совпало сразу несколько моментов. В то время я увлекался творчеством Маяковского (у меня есть опера «НЕМАЯКОВСКИЙ», которая, надеюсь, все-таки будет поставлена) и изучал работы художников и поэтов начала XX века, в том числе Эзры Паунда.
Он меня поразил своей странной биографией и попыткой создать странное подобие Вавилонской башни из разных языков. Впечатляло и его сотрудничество с разными политическими течениями: и с Рузвельтом, и с Гитлером. Причем это тоже было своеобразно: когда Рузвельт был в опале, он его защищал, и когда Гитлер был в опале, он находился на его стороне. То есть Паунд воспринимал политику с точки зрения игры, она в его глазах выглядела «приколом».
А дальше — известная история: американцы взяли Эзру Паунда в плен, посадили, как зверя, в клетку под открытым небом, прохожие глазели на него, а он, в свою очередь, дал обет молчания. Паунд — художник, признанный сумасшедшим, непонятый, неразгаданный, таинственный, оставшийся наедине с самим собой. Мне показалось, что идея Теодора идеально сочетается с биографией этого выдающегося человека. Собственно, скрипка и стала художником, давшим обет молчания, который может выразить себя только с помощью нечленораздельных звуков. И получился уже не скрипичный концерт, а более крупная форма — опера, правда, совсем необычная. Это опера наоборот: человек, который обычно поет, здесь играет, а те люди, которые обычно аккомпанируют, — поют.
Я сознательно нарушил все каноны традиционного академического жанра.
С этой идеей пришел к Курентзису, и ему понравилась глобализация произведения, а личность Паунда поначалу вызывала сомнения. Много было споров, переговоров, прежде чем мы вместе решили: да, опера будет о нем. И не просто опера — мистерия (термин Теодора). Повторюсь, это не смежный жанр, не микс, это именно опера, где герой в силу обстоятельств молчит. А разные персонажи, которыми он окружен, — это его мысли и строфы.
У меня были очень ограниченные временные рамки именно для написания материала. Структуру и идею я обдумывал уже довольно давно. В целом потратил на это произведение полтора года, что для меня колоссально много: даже свой Реквием я писал быстрее и легче.
Исполнять оперу будут поочередно прекрасные скрипачки Ксения Гамарис и Мария Стратонович, хор musicAeterna, дирижер — Теодор Курентзис. Также задействуем двух ударников — они придадут дополнительную акустику. В последней части будет использована электроника.
– Какой настрой необходим для создания мистерии? Что тебя вдохновляло?
– Достаточно прочитать Cantos Эзры Паунда — они фантастические! Их невозможно перевести, ведь там соединено множество языков: метаязык, греческий, испанский, латинский. Их глубинный смысл можно отыскать только по наитию. Разные люди переведут одно и то же стихотворение по-разному, и каждый будет прав, потому что множество смыслов, коннотаций, подтекстов, вариаций, обращений. Его стихи — не цепь событий, они происходят в странном мифологическом времени. Своеобразный глубинный эпос, в чем-то близкий к «Улиссу» Джеймса Джойса, — тоже определенного рода одиссея, путешествие. В Вавилонской башне Паунда собираются все и вся — народы, боги, явления, состояния, первичный язык-конструктор. И образный строй, и содержание всегда очень интересны, хотя, бесспорно, нелегки. Сложнейшая внутренняя мистерия.
Опера станет заключительной частью моей авторской трилогии: «Станция» — «НЕМАЯКОВСКИЙ» — Cantos. Первое произведение посвящено Паулю Целану, второе — Владимиру Маяковскому, а финальное — Эзре Паунду. Целан и Маяковский покончили с собой, Паунд фактически сам поставил на себе крест. Три жизни, три поэта начала века со сложной судьбой, три сочинения, объединенных темой мастера и его времени.
– Публике будет легко воспринять такое количество информации, смыслов и аллегорий?
– Мы поможем зрителю. Режиссер Семен Александровский погружался в творчество Паунда, пытался понять причины его поступков, разбирался, играл он или нет. И он создал концепцию, подчиняющуюся общей идее оперы наоборот. Публика сидит не в зале, а на сцене, действие происходит в зрительном зале, где стоят деревья, которые символизируют и плодоносящий яблоневый сад, и хворост, способный согреть людей.
– Такие спецэффекты затратны? У вас был голливудский бюджет?
– Как раз нет. Задействован 24-голосный хор, солистка, а из декораций — задрапированная тканью сцена, на которой находится публика. На каждом спектакле будет всего 200 зрителей — максимум, который можно вместить пермский зал.
– Постановка требует от зрителя предварительной подготовки? Можно ли на нее прийти человеку, не слышавшему имя Эзры Паунда?
– Конечно, пусть приходит! Мы ему все расскажем. Более того, я даю свою трактовку стихов. Например, есть Cantos Coitus, и в нем предельно подробно описываются эротические переживания и действия людей. Как сказал после репетиции главный хормейстер musicAeterna Виталий Полонский, это «диалог мужчины и женщины, между которыми есть бес страсти, в очень медленном темпе». Различные нити превращаются в единое полотно: этому способствуют и инструмент — скрипка, и исполнительский прием — штробас, при котором голосовые связки вибрируют, но при этом практически не напряжены, и на выходе получается звук, похожий на скрежет в очень низком регистре
Поэтому не стоит опасаться философии Паунда и того, что ее можно не осознать или неверно истолковать: в ней настолько много граней и трактовок, что представить однобокое осмысление невозможно. По идее, надо написать минимум сорок опер, чтобы хоть как-то охватить его личность. Но пока наш замах поскромнее — раскрыть те кантосы, которые мне показались наиболее яркими, характерными и соответствующими масштабу героя.
– Как структурно выстроена опера?
– Она состоит из семи частей, объединенных музыкальной аркой. Между частями есть небольшие речитативы, которые являются ни чем иным, как запоминающимся лейтмотивом. Исходя из законов классической оперы лирическое действие происходит в ариях, а пояснения к происходящему — внутри речитативов. Но так как разговор ведет скрипка, она и пытается донести сюжет, который сконцентрирован между частями, но остается за рамками понимания.
Опера начинается с алеаторической части, когда публика толпой входит в зал вместе с хористами, артисты начинают петь, общаясь на 60 языках: «Привет!» — «Привет!» — «Как дела?» Эдакий вселенский паб, где все пьют эль, расслаблены, и досконально понять, что происходит, невозможно: слишком отрывистые сведения, слишком разная лингвистика. Мы проходим через огромнейшее число персонажей и слышим лишь обрывки фраз. Но постепенно диалоги увеличиваются, структурируются, в них появляется жизнь, конфликт, и обнаруживается, что здесь сосредоточены не только различные языки, но и времена — хроносы. Беседы из античности перемежаются со средневековьем, футуризмом, XXII веком, еще далеким и неведомым. Первая часть оканчивается тем, что всем выдаются строки из стихов Эзры Паунда и каждый может их прочесть про себя или вслух. Безумный диалог выкристаллизовывается из хаоса в поэзию. Это и есть ключевая точка.
А завершаем мы тем, что в последней части хор перестает петь, остается электроника, только искусственное звучание, и участники действа в полнейшей тишине в очень медленном танце павана, который часто трактуется как похоронное шествие, постепенно растворяются, и каждый уходит своей дорогой. У меня есть партитура этого момента, где приписаны движения рук и ног каждого артиста. Пути человека — это ветви дерева, они и изображены на рисунке финальной сцены.
– Возможна ли постановка оперы в Москве?
– Безусловно! Это не требует больших затрат, наоборот, все предельно скромно. Надеюсь, это обязательно произойдет, и довольно скоро.
Опера Cantos — сложная, но необыкновенно интересная для меня работа. Я с удовольствием приезжаю на репетиции и вижу, как хор, пребывавший вначале в недоумении, растет, эволюционирует. У ребят горят глаза, в них появляется смысл, тайна и магия — та самая, которую подразумевал Курентзис. Надеюсь, это будет захватывающее, интригующее и абсолютно новое явление в музыке.