Главный хормейстер Пермского театра оперы и балета раскрывает секрет «ангельского» пения и делится опытом работы с барочной музыкой — и с музыкой завтрашнего дня.
— Хор MusicAeterna называют «пермскими ангелами»; совсем недавно экспертное жюри, состоящее из самых авторитетных критиков, присудило хору премию Casta Diva. Да вы вообще из наград не вылезаете… Даже говорят о том, чтобы специально ради вас ввести хоровую номинацию в «Золотую маску»! В чём ваш секрет?
— Чтобы что-то происходило, нужен первичный импульс. Для нас им стал художественный руководитель хора Теодор Курентзис. У него своё представление об эталонном звучании, о взаимоотношениях в коллективе. Наши певцы не «работают», а любят музыку. Они доверяют своему лидеру Теодору Курентзису, у них совпадают представления о том, как музыка должна звучать.
Второе условие — образцы, на которых воспитываются наши певцы — наши выдающиеся соратники, которые задают высочайшую творческую планку. У хора MusicAeterna есть опыт сотрудничества с легендарными художниками: это режиссёры Питер Селларс, Роберт Уилсон, Теодорос Терзопулос, сейчас работаем с Бенжаменом Лазаром; дирижёры Рафаэль Пишон, Рене Якобс, Масааки Судзуки, а сейчас — Венсан Дюместр.
Ещё один важный фактор — работа на крупных, известных площадках, которые расширяют наши возможности. Иначе ты оказываешься вне мирового музыкального контекста. Мы выступали на Зальцбургском фестивале, на фестивале в Экс-ан-Провансе, на Рур-Триеннале. Это очень расширяет кругозор — ты понимаешь, что происходит в Европе, понимаешь, к чему стремиться.
В то же время очень важно сохранять и поддерживать контакт с нашим самым близким и преданным зрителем — пермским, с тем местом, где мы живём. И это тоже важный фактор успеха! Наши хористы в курсе всех важных культурных событий в Перми, они — постоянные посетители пермских музеев и выставок. Мы гордимся, что все наши программы мы первым делом предъявляем пермякам и только затем везём на гастроли. Мы стремимся к коллаборации с лучшими творческими силами Перми. Вот недавно совместно с художественной галереей создали жанр спектакля-экскурсии, спектакля-променада…
В общем, что-то такое, что и названия-то не имеет, а успех колоссальный.
Наконец, важна постоянная профессиональная практика, постоянное совершенствование: тренинги, занятия с лучшими коучами.
В общем, можно добавлять и добавлять, но главное — выдающиеся люди, с которыми мы работаем, от нашего художественного руководителя до тех композиторов, которые пишут музыку специально для нас, рассчитывая на наши силы и возможности. Впервые исполнять только что написанную музыку — это большая ответственность. Мы любим экспериментировать и не боимся ошибаться, хотя стремимся, конечно, не допускать ошибок. И пока вроде везёт.
— Например, недавно вы исполняли оперу XXI века — Cantos Алексея Сюмака на фестивале «Золотая маска». Это ведь нечто особенное!
— Эту оперу Алексей Сюмак написал специально для нас. Пока сочинял, всё время со мной созванивался: «А можно ли так написать?», «А сможете ли это исполнить?» Я ему отвечал: «Мы можем всё». И действительно исполнили всё так, как он написал, ничуть не упрощая. У нас была потрясающая постановочная команда: художники Ксения Перетрухина и Лёша Лобанов, режиссёр Семён Александровский, совершенно невероятная Ксения Гамарис — скрипачка-солистка. И, конечно, Теодор, который в этом спектакле выступает не только в качестве дирижёра, но и в качестве драматического актёра. Это невероятный опыт общения с потрясающей личностью — поэтом Эзрой Паундом, противоречивым, как весь ХХ век. Огромная внутренняя работа для каждого из нас.
Прекрасно, что есть такие проекты, как Cantos Сюмака или «Носферату» Дмитрия Курляндского. Каждый из них открывает новые грани нашего коллектива.
— И теперь вы так стремительно меняете время и стиль… Сейчас вы работаете над барочной оперой — «Фаэтоном» Жан-Батиста Люлли совместно с французским коллективом Le Poème Harmonique. Известны секреты аутентичного инструментального исполнительства — особые инструменты, особая настройка этих инструментов, особая манера игры… А в чём секреты «аутентичного» пения?
— Мы не ограничиваемся какой-то определённой музыкой: в нашем репертуаре есть произведения от средневековых до тех, что написаны практически «завтра». Что касается исторического пения, нужно помнить, в каких условиях оно звучало в то время, когда эта музыка была написана. В эпоху барокко музыка была по определению камерной, отсюда и специфика этого пения. Если поёшь в сопровождении лютни и клавесина, нельзя пользоваться «крупным» голосом. «Большие» голоса появились тогда, когда музыка зазвучала в больших залах, с большими оркестрами. Инструмент и голос должны соответствовать друг другу, быть подобными. Не случайно среди наших хористов есть музыканты-инструменталисты. Например, наш контртенор Иван Петров прекрасно играет на лютне. Он — универсальный музыкант, специализирующийся на музыке барокко и Ренессанса.
Своеобразие музыки барокко в том, что «украшения» не прописаны в партитуре, всегда есть простор для творчества исполнителей. Два коллектива одно и то же произведение исполняют по-разному, потому что каждый добавляет свои колоратуры. Поэтому очень важно чувствовать стилистику эпохи, знать музыкальные приёмы, владеть ими. Встреча с Венсаном Дюместром и его коллективом Le Poème Harmonique — это опыт личного общения с историческим исполнительством. Это то, чего не найдёшь в книгах, что передаётся буквально из рук в руки.
В барочной музыке важны географические различия: французское, английское и немецкое барокко — это разные планеты. «Фаэтон» Люлли и «Дидона и Эней» Пёрселла близки по времени создания, но у них совершенно разный язык — не только фонетический, но и музыкальный.
— Как возникло ваше сотрудничество с Le Poème Harmonique?
— Венсан Дюместр впервые услышал наш хор, когда мы в Париже, в Cité de la Musique исполняли «Дидону…» Пёрселла и Dixit Dominus Генделя. После концерта он подошёл к Теодору Курентзису и предложил поработать над совместным проектом. Теодор тогда уже знал его ансамбль и высоко ценил его работу. Они начали переговоры, стали искать подходящие даты. Наконец, мы подготовили совместную программу из музыки Монтеверди и выступили с ней на Дягилевском фестивале в Перми и на Пасхальном фестивале в Праге, где Венсан был интендантом. Вышло удачно, прошла прекрасная трансляция на канале Mezzo, и мы решили продолжить. В нынешней копродукции участвуют струнные инструменты из оркестра MusicAeterna, духовые — из Le Poème Harmonique, хор — наш, в числе солистов — наши ребята и французские исполнители. Был кастинг, и четыре человека из хора — Виктор Шаповалов, Александр Егоров, Елизавета Свешникова и Альфия Хамидуллина — получили сольные партии. Так захотел Венсан — он услышал, что наши артисты могут петь соло. Очень приятно, что они будут в этом составе выступать не только в Перми, но и в Версале!
— В чём специфика работы над «Фаэтоном», в чём музыкальная, певческая «фишка» этого проекта?
— Он поётся на двух французских языках: пролог на современном, а пять небольших актов — на старофранцузском. Разница между ними — как между современным русским и старославянским. И в том, и в другом языке произношение должно быть безупречным, а оно труднейшее. Есть и музыкальные нюансы: как я уже говорил, в партитуре прописаны только основные ноты, а вся орнаментика — это результат творчества певцов и дирижёра, основанный на вкусе, знаниях и музыкальной интуиции. При этом французская музыка барокко более витиеватая, чем итальянская или немецкая — в ней множество «завитушек», как в барочной архитектуре. Это часть стиля Людовика XIV, «короля-солнца», часть стиля Версаля. Посмотрите хотя бы на их одежды, парики — это так забавно, так затейливо.
Движения артистов на сцене тоже должны быть особенными, соответствующими музыкальному стилю, ритмике музыки барокко. Это не совсем та ритмика, которую мы знаем и понимаем, ведь самым ритмичным звуком в те времена был стук копыт. От современного музыканта, который привык к современным ритмам, освоение этой музыки требует усилий.
Многие ансамбли старинной музыки играют барокко, как современную музыку — просто по нотам, ритмично… Но это не наш вариант. «Фаэтон» оставляет современность в прологе, а следующие за ним пять актов — это в чистом виде барочный театр. Полная реконструкция! Конечно, лучше бы в барочном здании, при свечах… Но мы сделаем всё, что сможем, чтобы рассказать эту историю о человеке, стремящемся к власти и жертвующем всем, в том числе любовью, так, как она была написана в XVII веке.