Скромная и тонко чувствующая девушка, обладательница удивительно прекрасного голоса, чуть больше года назад она буквально ворвалась в культурное пространство Перми, завоевав Гран-при международного конкурса вокалистов в Голландии, а также престижную «Золотую маску» в Москве. Сегодня певица, вернувшись с церемонии вручения «Маски», делится с нами своими соображениями в области классики жанра и современных музыкальных тенденций, высказывает мнение об облике Перми, живописи и кулинарном искусстве, а также о том, как не оттолкнуть детей от театра и развивать у них тягу к искусству.

— Надежда, как получилось, что вы пришли к музыке, к пению? У вас была музыкальная семья, так вышло в силу игры обстоятельств или же это, напротив, явилось результатом осознанного желания?

— Вообще петь в нашей семье любили все. У мамы красивый голос и природный музыкальный слух. Полагаю, что способности и мои — от нее. Мама всегда мечтала о том, чтобы ее дети стали музыкантами. Она и сама мечтала стать музыкантом, но не было возможности. Поэтому своих детей, а нас у нее трое, она приобщала к искусству. Мы все получили музыкальное образование. Что до меня, то я с пяти лет чувствовала тягу к фортепиано — уж очень любила «на кнопочки нажимать». И мама как-то спросила, хочу ли я научиться играть? Я ответила «да», меня привели в музыкальную школу, и вот с пяти лет я занимаюсь музыкой.

— Сразу поняли, что музыка — это ваше?

— Как только я научилась что-то мало-мальски изображать на фортепиано, то начала импровизировать. И это я любила больше всего. Ну точно больше, чем домашние задания...

— Вы завоевали Гран-при Сорок девятого международного конкурса вокалистов. А кроме того еще приз зрительских симпатий и специальный приз имени Иеронима Босха. Как удалось все сразу?

— Как вам сказать... Гран-при — это наивысшая конкурсная награда, и присудило его жюри. Что же до зрительских симпатий, то тут голосовали уже сами зрители. Приз имени Иеронима Босха — это награда за исполнение обязательного музыкального произведения, которое исполняли все конкурсанты. Мужчины, женщины, все равно. Автор произведения голландский композитор Муляйн. Это такое сочинение о сотворении мира, о возникновении света из мрака. И пьеса, которую мы исполняли, одна из его частей. В целом это сочинение создано по сюжетам картин Босха. Отсюда и наименование приза. В итоге его дали мне и нидерландскому певцу-тенору.

— Тогда в Голландии вы представляли Пермский театр оперы и балета и Республику Беларусь. Как это возможно?

— Все очень просто. Я гражданка Белоруссии. При этом уже больше года работаю в пермском оперном театре. После того, как я ушла из Михайловского театра, я решила прослушаться у Теодора Курентзиса, так как была немало о нем наслышана. Много хороших певцов, с которыми я знакома, настоятельно советовали мне с ним пообщаться. Я вышла на него, и он пригласил меня сюда.

— Что ваши знакомые говорили о Теодоре, как его представляли?

— Сейчас трудно все вспомнить. Говорили о его неординарном подходе к интерпретациям музыкальных произведений, о его темпераменте. Собственно, я знакомилась с некоторыми его записями в Интернете. Мне очень понравилось.

— После того, как вы начали с ним работать, ваши ожидания нашли свое подтверждение?

— Нет. Потому что я даже не ожидала, что будет так интересно! И мне трудно об этом рассказывать. Этого не понять до тех пор, пока сам не окунешься в совместную с ним работу.

— Первое впечатление от пермского оперного театра, какое оно?

— Очень хорошее. Я попала на один из оркестровых прогонов оперы Cosi fan tutte. Ставил ее Теодор. Я оказалась в полном восторге. Во-первых, от акустики в зале. Очень хороший зал. В нем очень удобно петь, свободно, без необходимости напрягаться. Звучание оркестра было отличным. И пели замечательные исполнители. Все вместе это производило сильное впечатление. Как, впрочем, и то, что театр такой маленький сам по себе, достаточно уютный.

— То, что вас впечатлило, в этом заслуга Курентзиса или в Перми уже были какие-то наработки?

— Насколько я знаю, ничего подобного раньше здесь не было.

— Надежда, вы родились в Минске, жили в Питере, побывали и продолжаете бывать в самых разных городах мира. Какое впечатление на вас производит Пермь? Если, конечно, говорить откровенно...

— Не буду лицемерить, мне очень трудно здесь жить. Во-первых, погода — просто отвратительная. Еще хуже, чем в Петербурге. Я думала, что в Петербурге самая плохая погода в мире, но оказалось, что здесь — еще хуже. Поэтому я Пермь очень плохо переношу. Ну и, к сожалению, город лишен какой-либо красоты внешней. Как-то вот... серость кругом. Очень мало мест, в которых хотелось бы часто бывать.

— Дюсапен, Стравинский, Римский-Корсаков — специфика исполнения их произведений весьма отличается друг от друга. Как удается?

— Как вам сказать... Это, наоборот, здорово, что есть возможность работать совершенно в разных музыкальных стилях. Бельканто... Русскую музыку я очень люблю, такую... эпохи Римского-Корсакова, Чайковского. Современную музыку тоже очень уважаю, очень. Стравинского, Прокофьева, Шостоковича... Я все это очень люблю. Ну а Дюсапен — это было для меня приятное открытие. С первого взгляда запись его произведения, которое мы исполняли — опера Medea Material, — оказалась не очень удачная, поэтому произвела изначально негативное впечатление. Но когда я уже сама стала раскапывать материал, то поняла, что многое можно делать по-другому и что на самом деле это замечательное произведение.

— Вы исполняете оперы, написанные на иностранных языках. Вы ими владеете или разучиваете текст на уровне партитуры?

— Я читаю и перевожу с некоторых языков, поскольку их изучала. Английский (на нём я могу говорить), французский, немецкий, итальянский — это мои «рабочие» языки. Поэтому начальные знания и представления о них у меня имеются. Я специально изучала их с репетиторами, но это было очень давно, и, к сожалению, из-за отсутствия разговорной практики я не могу на них говорить. Хотя французский изучала со школы... Между тем, если сравнивать исполнение на русском и итальянском языках, произношение отличается очень сильно. Те же самые гласные: в итальянском языке — более близко, в русском — более глубоко. Приходится приспосабливаться.

— С какой эмоцией, с каким чувством выходите на сцену?

— К этому я готовлюсь задолго до дня спектакля. Эмоциональная подготовка может занять неделю. Такое немножко сумасшедшее состояние. Ну, а когда на сцену выходишь — спокойствие полное. Ты существуешь уже на сцене.

— Отыграли спектакль — что чувствуете?

— Чувствую сначала подъем, и хочется еще и еще работать, затем проходит какое-то время, буквально час, и — полное эмоциональное истощение.

— Как отдыхаете, когда возвращаетесь домой?

— К сожалению, очень трудно расслабиться, и это обычно бессонная ночь. От музыки в это время стараюсь уходить. Стараюсь больше общаться с близкими мне людьми. Больше общаться.

— Припоминаете ли курьезные истории во время выступлений, спектаклей?

— Часто бывают моменты, когда партнеры забывают текст, и что-то свое у них вырывается. Иногда бывают очень смешные фразы, которые могут просто выбить из состояния спектакля. Настолько, что впору и самой растеряться и тоже забыть слова. Так, в опере «Царская невеста» артист вместо того, чтобы спеть «я погубил невесту государя» исполнил «я погубил невесту басурмана». В этот момент моя героиня находилась как бы с помутненным рассудком, и вот в этом состоянии помутненного рассудка я слышу такое... Пришлось опустить голову, чтобы хоть как-то проглотить смех, который нагрянул с неудержимой силой. Незавидная, если честно, была ситуация.

— Слушаете ли музыку для себя, что-либо кроме классической?

— Да. Слушаю. Разную. В зависимости от настроения. Могу тяжелый рок слушать, Rammstein мне нравится. Альтернативный рок тоже. Хорошая поп-музыка зарубежная, что-то, скажем, из ранней Мадонны, Roxette я очень люблю...

— Пожалуй, довольно часто приходится разговаривать с прессой. Не обижают вас?

— Пресса бывает разная. Среди журналистов есть люди, которые действительно любят театр. И эти люди видят то, что происходит на сцене, и пишут максимально приближенно к истине. Есть также и те, для которых критика — это бизнес, работа. Они напишут все, что угодно. Был бы заказ. С другой стороны, если я вижу, что о спектакле говорится исключительно в радужных тонах, то это тоже слегка настораживает.

— У журналистов есть фокус: ученого физика спрашивать, знает ли он, как приготовить макароны, а известного повара о том, что он знает о ядерной физике. В этой связи вам вопрос: готовить умеете? И если да, то что?

— Я очень люблю готовить. Раньше, когда я еще жила в Минске, лет, пожалуй, с одиннадцати я уже серьезно готовила. Первое мое блюдо — это были блины. Тонкие. Я их очень любила.

— Их приготовить довольно сложно...

— Да! В том-то и дело! Чем сложнее, тем меня это больше увлекало. Мне очень нравится кондитерская выпечка: торты, пирожные, пироги. У меня даже была мечта — быть кондитером. Не поваром, а кондитером. Делать шедевры. Сладкие шедевры. Ну, я считаю, это тоже искусство.

— Вы ответили на вопрос, который я только хотел задать: если бы вы не пели, то кем бы хотели быть в жизни?

— Не только это. Меня интересует и рисование, компьютерная графика. Мне очень хотелось бы этим заниматься. В детстве я много рисовала. И здесь, в Перми, я даже стала брать уроки. Это так замечательно, мне очень нравилось. Но, к сожалению, слишком много времени занимает. А я не могу заниматься делом тяп-ляп! Если за что-то берусь, мне нужно обязательно делать из этого что-то серьезное. Ну а два таких серьезных дела, как оперный театр и графика, для меня пока что не совместимы.

— Европейская и российская оперы, велики ли различия?

— Если говорить о музыкальной составляющей, то, чтобы не заходить в дебри музыки как науки, скажу, что различия — в общей культуре. Музыка как зеркало отражает пласты русской и европейской культуры. Сама мелодика — основной фактор музыки — в русской и европейской опере сильно различны в плане интенционности — некого эмоционального содержания. Но это невозможно передать на словах, здесь надо садиться за инструмент и таким образом иллюстрировать... Что касается различий в постановочной части, то, насколько я знаю, на Западе, особенно в Германии, уже давно ведутся эксперименты с режиссурой, попытки сблизить, а то и превратить оперный театр в театр драматический. У нас, кстати, с этим тоже неплохо, но так далеко пока не зашли.

— Опера — это искусство для масс или для музыкальных гурманов?

— Считаю, что опера должна быть искусством масс. Она должна стоять наравне с популярной культурой, с кинематографом. Это великая вещь. Я ставлю это искусство выше какого-либо другого. Если сравнивать с живописью, которая, на мой взгляд, находится ближе к массам, опера как искусство все же сильней.

— Пермский балет уже застолбил за собой некий бренд. Может ли пермская опера составить ему конкуренцию?

— Я считаю, что опера развивается. Не знаю, как на данном этапе, но все тенденции говорят именно об этом. Мне кажется, у Теодора даже есть цель — сделать эти две ипостаси равными, неотделимыми друг от друга, a значит лишенными конкуренции между собой.

— Вы стали победительницей в «Золотой маске», ее вам недавно вручили, что исполняли?

— В феврале на этом конкурсе мы исполняли оперу Паскаля Дюсапена Medea Material. Нельзя сказать, чтобы эта вещь была суперсовременной. Написана она была в 1991 году. Есть более современные произведения, ведь композиторы творят каждый день...

— Чего бы хотелось пожелать Перми, стране, всему миру?

— У меня есть внутреннее желание, чтобы в стране, в России, уделялось больше внимания начальному музыкальному образованию. Я понимаю, что это трудно. Взять посещения школьниками театров. Спектакли в оперном театре не все равноценны. И может случиться так, что учащихся младших классов приведут на неудачный спектакль. Где будут петь, допустим, не очень хорошие исполнители. Где будет не слишком удачная режиссерская постановка. И это сможет сразу оттолкнуть, отвратить ребенка от оперного жанра. Поэтому детей надо водить лишь на хорошие, проверенные спектакли, чтоб быть уверенным в том, что ребенок воспримет его с положительной стороны. И от родителей много зависит. Что стоит маме, стоя у плиты, поставить запись, скажем, классической фортепианной музыки? Ребенок будет играть, заниматься своими делами, а в голове у него будет звучать прекрасное. И оставлять отпечаток.

Вопросы задавал Аркадий БЫКОВ | Газета «Звезда»