Антон Пимонов возглавил знаменитый Пермский балет в разгар пандемии, когда его выстроенная, как размеренный механизм, жизнь была скомкана. Но, едва вернувшись к зрителям и выпустив задержанные весной премьеры, под самый Новый год труппа представила первую постановку нового руководителя — «Озорные песни» на музыку Франсиса Пуленка. Недавно ее показали во второй раз, скомпоновав программу по-новому.
Фото: Антон Завьявлов
На премьере одноактные «Озорные песни» поставили между «Серенадой» и «Рубинами» — балетами Баланчина, которые являются репертуарной гордостью пермяков. Но гораздо непринужденнее, чем в компании многофигурных велеречивых шедевров американского классика ХХ века, балет смотрится в новом партнерстве — с «Вариациями на тему рококо» и «Шутом» Алексея Мирошниченко. Этот хореограф был предшественником Пимонова на посту главы Пермского балета и инициатором нового назначения. Соседство постановок стало наглядной демонстрацией преемственности
Пимонов, как и Мирошниченко, выпускник Вагановской академии, экс-танцовщик Мариинского театра, то есть носитель петербургского балетного мышления, которое предполагает непреложность академических традиций, поступательность развития, региональный расчет. Но при общих истоках и минимальной разнице в возрасте (Пимонову 40 лет) выдает принадлежность не столько разным поколениям, но разным эпохам. «Вариациям на тему рококо» и «Шуту» Мирошниченко, входящим в число лучших отечественных премьер нашего времени, нет еще десяти лет, они — это счастье узнавания в себе общих корней с эстетикой Баланчина и открытие великого наследия дягилевских «Русских балетов», моделирование того пути, которым могла пойти отечественная хореография без послереволюционного исхода русского балета за рубеж. Пимонов не задается вопросом о праве Баланчина на позицию в одном ряду с Петипа — он часть его образовательного фундамента, Форсайт — не фантастическая мечта, а профессиональный вызов, Прельжокаж, Макгрегор, Лайтфут и Леон — люди, встречавшие его в репетиционных залах, чьи ритм, счет, постановочные приемы отпечатаны в нервных окончаниях рук и ног.
Пимонову не обязательны и сложные культурологические конструкции как оправдание права на одноактность, бессюжетность и краткость. Экзотичные для нашей сцены «Озорные песни» Пуленка он использует вовсе не как вызов или декларацию, а как интересный для работы материал. Вокальный цикл (его исполняют баритоны Константин Сучков и Алексей Герасимов и пианисты Алексей Сучков и Кристина Басюл, придающие совершенно разную музыкальную интонацию спектаклю) при этом хореограф разбавляет несколькими вставными пьесами, чтобы придать необходимую бессюжетному балету драматургию, эмоциональные и темповые перепады. В нем занято всего шесть танцовщиков, которые так и тянет разбить на пары. И в какой-то момент это делает сам хореограф. Но сочетания эти не закрепляются даже на 20 минут, что длится спектакль: «Озорные песни» можно назвать балетом о возможности любви, но все же это не любовные песни в танце, и если уж придумывать — в данном случае насильственно — ему сюжет, то он — о самой радости движения, танцевания и сиюминутности эмоций. Визуально же спектакль подначивает выстроить ему длиннющую цепь предшественников. Но гораздо интереснее, что помимо вызывающе очевидных цитат — из Роббинса, ван Манена и даже Ратманского, — Пимонов ищет собственные комбинации, группы, поддержки, инкрустирует неоклассику элементами русского танца, играет с ритмами и конструкциями, даже хореографическими языками. Из этого рождается собственная интонация: неизбывная питерская фундаментальность все же не позволяет озорства — но разрешает легкость. Легкость сложнее всего дается пермским танцовщикам — труппа пережила и общую для всех пандемию, и смену поколений. Но, как учит опыт Павловой, Нуреева, Гиллем, Вишневой, Осиповой, погоня за новым танцем и есть самый захватывающий танец.
Текст: Анна Галайда, «Российская газета»