Новости Время чтения: 6 мин

Франкфуртер Альгемайне: Новый огонь для провинции

Теодор Курентзис заряжает Моцарта новой энергией в Перми

Греческая звезда, дирижер Теодор Курентзис, который с этого года руководит театром оперы и балета в уральском городе Перми, сообщил, что он хотел бы основать обитель для поклонников музыки, поскольку во всем мире высокой культуре угрожают такие болезни цивилизации, как инертность и апатия. Недавно вместе с отобранными им лично музыкантами, играющими на оригинальных инструментах XVIII века, Теодор выпустил «Cosi fan tutte» — комедию Моцарта, повествующую об испытании верности. Пермь, чей губернатор-провидец, г-н Чиркунов, вкладывает деньги в претенциозную культуру, с некоторых пор задает тон на художественной сцене страны.

Экспозиция «Русское бедное» музея современного искусства, расположенного в здании речного вокзала сталинской постройки, произвела настоящий фурор. Новомодный фестиваль экспериментального театра и кино «Текстура» второй год подряд проводится в Перми. А в следующем сезоне в оперном театре города Курентзис хочет поставить две новые российские музыкальные драмы: «Носферату» Дмитрия Курляндского и «Полнолуние» Алексея Сысоева. Для этого дирижер — очень высокий, со светящимся бледным лицом точно с картины Эль Греко — пользующийся популярностью во всем мире, привлекает в российскую провинцию самоотверженную труппу и зрителей, готовых к безграничному восхищению.

С тех пор как грек-миссионер вместе со своим оркестром «MusicАeterna» переехал из Новосибирска, скептики опасались (особенно когда он пригласил прославленных солистов), что «варяг» колонизирует культуру города и опустошит его бюджет. Между тем, неожиданно одна пермская IT-фирма оплатила ¼ часть расходов от 500 000 евро, затраченных на постановку «Cosi fan tutte».

Музыканты Курентзиса зарабатывают на 20% больше, чем «коренные» артисты. В основном, это российские музыканты, играющие на струнных инструментах, и европейские духовики, которые к концу года должны быть окончательно зачислены в штат театра. Они репетируют со своим маэстро до глубокой ночи, участвуют в концертах камерной музыки, играют в местной онкологической больнице.

Курентзис — восторженный перфекционист. Каждая фраза, каждая пауза, каждое рубато производят впечатление выверенных «до миллиметра», отшлифованных и в то же время сыгранных экспромтом. Скрипачам и альтистам приходится ослаблять струны на своих инструментах и выступать стоя — в соответствии с исторической эпохой. Живая увертюра, предупреждающая о неустойчивости положения стрелки любовного компаса, бередит душу, звучит строго и сопровождается красноречивыми жестами. А режиссер Маттиас Ремус и художник-постановщик Штефан Дитрих переносят зрителей в декорации, выдержанные в стиле эпохи классицизма, чей прелестный морской горизонт даже визуально приглашает довериться потокам чувств, превращающихся в музыку.

Анна Касьян, благодаря своему голосу и актерскому таланту создавшая искрящийся образ Фьордилиджи, и великолепная меццо-сопрано из Перми Надежда Бабинцева в роли Дорабеллы просто тают в дуэте влюбленных колоратур, звучащем в самом начале. Когда их возлюбленные якобы уходят на войну, они, затянутые в корсетные платья пастельных оттенков, предвосхищают нежный трепет душ завораживающим прощальным терцеттино «Soave sia il vento». Главные героини в наивысшей степени виртуозно исполняют арии с подачи импульса, который дирижер выделяет экспрессивными акцентами, умеренно позволяя скрипкам шипеть неожиданными col legno#, а духовикам, играющими на деревянных инструментах, атаковать с помощью sforzato.

Несмотря на филигранную творческую манеру, Дорабелла Бабинцевой в страстной «арии Эвмениды» почти рыдает. Касьян, исполняющая партию ее сестры, в своей «арии-сопротивлении» («Подобно скале остаюсь я неподвижной…») элегантно обходящаяся без экстремальных вокальных скачков, напротив, желает противостоять всем эмоциональным бурям словно скала.

Мужчины, ведущие борьбу на любовном фронте в костюмах наполеоновской эпохи или же (после того как они переоделись) в образе безудержных дикарей в кафтанах, в сцене расставания, исполняемой квинтетом, поют более сдержанно. Тем не менее, Гульельмо, чью партию исполняет обворожительный баритон, сибиряк Максим Аниськин, первым завоевывает невесту своего друга. В своей полной раздражения арии, направленной против женщин, он сразу же приобщается к цинизму «своего коллеги» по спору, дону Альфонсо – в отличие от Станислава Леонтьева, легкого тенора из Мариинского театра, чей Феррандо лишь распаляется от сопротивления Фьордилиджи и достигает высшей степени лирического накала. Как и остальные солисты, вместо того, чтобы «форсировать звуки», Леонтьев очень органично сливается с оркестром.

Но одно в этом спектакле постоянно остается неизменным: всегда побеждает настоящая, но незаконная любовь. Поэтому в финальной сцене (в отличие от либретто Да Понте) Феррандо прижимает к себе Фьордилиджи, а Гульельмо убегает за кулисы. Зрители кричат от восторга и топают ногами как на футбольном стадионе. И тогда «настоятель музыкального монастыря» Курентзис выписывает членам своего ордена долгую диско-ночь в качестве антидота и катарсиса от моцартовского счастья.

Автор Кирстин Хольм

Главная Журнал Франкфуртер Альгемайне: Новый огонь для провинции