Одноактовка, вышедшая в Пермском театре оперы и балета, называется просто: «Озорные песни». Но, говорят, как только это не переиначивают. «Песни» не приживаются. Другое дело — какие-нибудь «озорные пляски». Ошибка характерная: хореограф Антон Пимонов много сделал, чтобы любое слово, связанное с танцем, перебивало оригинальное название.

Маленькое сочинение на музыку Франсиса Пуленка стало представлением Антона в новом качестве. С сентября 2020 года он руководит балетной труппой Пермского театра. Непарадная одноактовка, поставленная на шестерку молодых солистов, целиком состав Вечера одноактных балетов, в который попали «Озорные», — декларация о намерениях.

Особенно любопытно она смотрится в сложившихся обстоятельствах. В июне 2019 года отбыл в Петербург маэстро Курентзис, один из движков «пермского чуда». К лету 2020-го ушел и Алексей Мирошниченко, руководитель балета с 2009 года. Прошлый сезон по независящим обстоятельствам почти пропал. И без того скромные планы пострадали от локдауна, театр успел выпустить только возобновление балетного вечера 2014 года и детскую оперу. Сезон 2020/2021 начался с новыми лидерами в обеих труппах и необходимостью пересобирать лицо.

Фото: Антон Завьялов

ВПИСАТЬСЯ

Пермский балет — особый случай среди российских балетных компаний. Кровная связь с петербургскими традициями. Один из первых театров в стране, взявшихся за неоклассику. Многолетняя работа с хореографией Джорджа Баланчина. Узнаваемая манера, танцовщики, имеющие равный опыт и в редакциях Петипа, и в американской неоклассике, и в поставленной на них оригинальной хореографии.

Для такой труппы Антон Пимонов — возможно, оптимальный (наверняка узнаем через несколько лет) выбор. Пимонов-танцовщик прошел вагановскую школу, поступил в Мариинку в нулевые и работал во времена, когда там осваивали неоклассическое наследие. Начав в 2010-е ставить, продемонстрировал уже личный интерес к меняющемуся языку пуантового танца. В оригинальных спектаклях для Мариинского мелькала тень все того же Баланчина и развивались его принципы: внимательный анализ музыки, хореография, высвечивающая устройство партитуры.

Неудивительно, что свою дебютную премьеру в Перми Пимонов разместил между двумя одноактовками, демонстрирующими разные стратегии неоклассического балета. Лиричная и рассчитанная до мелочей, минималистичная «Серенада» — строгость danse d’ecole и диалог с прошлым. Джазующие и избыточные «Рубины» — балет, идущий на сближение с «простецкими» направлениями, эффекты, взятые уже не из дворцовой церемониальности, а из витальности мюзик-холла. «Озорные песни» оказались комбинацией: неистовые танцы, не выбивающиеся из правил.

«Песни» показали и возможную стратегию Пимонова-руководителя: ставка на силы труппы, работа с существующими достоинствами. Для Пермского балета, право первой ночи в котором при Алексее Мирошниченко в последние несколько лет стабильно уходило к заезжим артистам, это может оказаться важным изменением. В балетной среде уже звучит имя молодой балерины Полины Булдаковой, не раз показавшей, что она способна быть не менее интересной, чем признанные танцовщицы. Возможно, пара сезонов с новым руководителем — и узнаваемых людей, выросших в самой труппе, станет больше.

Фото: Антон Завьялов

ПЕСНИ-ПЛЯСКИ

Итак, «Озорные песни» — маленький неоклассический балет на шесть солистов, поставленный на нетанцевальную музыку Франсиса Пуленка. Название досталось от основного музыкального источника, вокального цикла на анонимные тексты XVII века. Русское «озорные» немного сбивает; точнее было бы «шаловливые» — Пуленк использовал стихи о любви (и не возвышенной) и радостях вроде хорошей выпивки. Пимонов практически игнорирует тексты. В его «Песнях» есть отношения двоих, лирика, чувства, но в дистиллированном виде. Никаких непристойностей — зато море озорства, молодости, сил.

Формально «Песни» бессюжетны. Нет единой истории и даже ее зачатков. Есть тема и ее вариации. Каждый из одиннадцати музыкальных сегментов связан с маленькой сценкой, наброском. В центре Она и Он; флиртуют, милуются, вспыхивают, тоскуют, расстаются — весь возможный спектр отношений, уложенный в двадцать две минуты. Ровно по сакраментальному «женщина и мужчина на сцене — уже сюжет». Однако отсутствие единой линии не равно отсутствию движения; у «Песен» есть внутренний маршрут. Его обеспечивает заново собранный музыкальный план.

Хореограф почти целиком использует одноименный постановке вокальный цикл Пуленка. Он перетасовывает части, создает новую композицию, отвечающую логике классического танца и воспроизводящую (вольно или нет) один из возможных сценариев отношений в паре. В оригинальном плане «Песен» попарно чередуются быстрые и медленные сегменты — интерес скорее к процессу, к сопоставлению, а не к результату. Пимонов собирает триаду: стремительное начало, лиричная середина, энергичный финал. Для этого ему понадобились другие опусы Пуленка. Вкрапления из «Трех вечных движений» и «Неаполя» возникают в умеренной второй части, дают возможность «сделать вдох», остаться на сцене только фортепианным аккордам и задумчивым, протяжным танцам. А Vite из «Трех пасторалей» запускает бег последней части, готовит кульминацию, которой должен завершиться балет в классической манере.

На этом работа с музыкой не завершается. Операция, проделанная Пимоновым, напоминает сценические взаимоотношения Баланчина и Стравинского: хореографические акценты меняют восприятие музыки, заставляют найти в ней то, что ухо не всегда ловит. Пимонов слышит музыку Пуленка как подвижную, остроритмическую и — почти народную. Его хореография основана на классическом словаре и при внимательном рассмотрении достаточно строга. Но скорость, сложность элементов, обилие диагональных линий, внедрение характерных движений превращают неоклассический танец в неистовый, взвихренный, совершенно русский по духу пляс. Здесь водят хороводы на пуантах, выбрасывают натянутые носки в центр круга, создавая подобие то ли гулянки, то ли ритуала. Пускаются в мелкий, с притопом перепляс, встроенный в череду лаконичных балетных шагов. Взлетают в поддержках-рыбках. Хореографический текст «Озорных песен» празднует саму стихию танца — изменчивую, быструю, кружащую. Это балет, каким он стал в XX веке после встречи со многими своими «родственниками», танцами в шоу и на эстраде, балет, не чурающийся фольклорных аллюзий, — и то, что пермская труппа умеет и может делать после стольких лет самой разной зарубежной неоклассики в репертуаре. А медленные части Пимонов строит так, что в них видно влияние Джерома Роббинса: бессюжетный балет, соединенный с хорошей мелодраматической игрой. Каждый сегмент длится немного больше минуты. За это время отдельными штрихами — взглядами, поворотами головы, выразительными жестами — создается крошечная, но ясно прорисованная история пары, тех самых женщины и мужчины, чья встреча уже сюжет. И это демонстрирует еще одно умение пермяков, пришедшее и из особенностей русской школы, и из свежего опыта работы, десятилетия Алексея Мирошниченко, который подробно разрабатывал балеты как режиссер, ставил нетривиальные актерские задачи.

Фото: Антон Завьялов

«Озорные песни» не зря встали в середину вечера. Это ладный, «рабочий» балет, в котором сходятся хореографическая мысль, интеллектуальный и творческий бэкграунд автора и его новых подопечных, любопытный разбор музыки, артистические силы. Пимонов с первого шага вписывает себя в историю Пермского театра. Не как героя. Как часть процесса, как нового человека, который, по-видимому, собирается аккуратно продолжать лучшие начинания разных лет и добавлять к ним свои разработки. Его «Песни» — сегодняшний балет, целящий не в потомков, а в существующие радости и нужды. Времени на золотые буквы предостаточно, не стоит торопиться; давайте лучше потанцуем.


Текст: Тата Боева, Петербургский театральный журнал