Летом 1914 года Сергей Прокофьев, тогда еще молодой композитор, после окончания консерватории едет в Лондон. Там он знакомится с Сергеем Дягилевым, на тот момент уже знаменитым импресарио.

Прокофьев играет Дягилеву свой Второй фортепианный концерт, и тот задумывается о постановке, да так, чтобы на сцене шла балетная пантомима, а Прокофьев сидел за роялем. Но подобрать сюжет не смогли, и проект остался нереализованным. Ему на замену Прокофьев предложил поставить оперу «Игрок», но Дягилев отклонил идею: он считал, что опера как жанр умирает, и попросил сочинить балет — желательно на сказочный или доисторический сюжет.

Под рукой оказался сборник русских народных сказок, некогда увезенный с родины Стравинским. Выбор пал на сказку Пермской губернии — она и легла в основу либретто нового балета, которому дали одноименное название: «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего». «Только пишите такую музыку, чтобы она была русской, — наставлял Дягилев при подписании контракта. — А то у вас там в вашем гнилом Петербурге разучились сочинять по-русски», — вспоминал позже в своих мемуарах Сергей Прокофьев.

Какая сказка легла в основу балета? Почему композитор выбрал именно ее? Кто такой Шут, с точки зрения народной культуры? Об этом мы поговорили со Светланой Королёвой, доцентом кафедры русской литературы, научным руководителем лаборатории теоретической и прикладной фольклористики Пермского государственного национального исследовательского университета.

---

Светлана Королёва, доцент кафедры русской литературы,
научный руководитель лаборатории теоретической
и прикладной фольклористики ПГНИУ

---

Как вы определили, какая сказка легла в основу либретто балета «Шут»? Легко ли она находится?

Шут чуть не перешутил и фольклориста. Дело в том, что к 1910-м годам пермских сказок было издано не так много, и выбор источников был невелик: существовало две ярких книги, которые могли тогда привлечь внимание. Первая — знаменитый трехтомник Афанасьева, «Народные русские сказки», в который вошло около двадцати сказок с территории бывшей Пермской губернии. Сложность работы с этим сборником заключается в том, что для правильной атрибуции сказки нужно работать с комментариями к текстам, и поиск идет дольше.

Поэтому я решила начать с более простого варианта: с «Великорусских сказок Пермской губернии» Дмитрия Константиновича Зеленина. Этот сборник был новым и актуальным на то время: он вышел в 1914 году. PDF с распознаванием текста. Достаточно было набрать слово «шут», и нужная сказка — «Микула-шут» — отыскалась практически сразу. Она была грубовато-задиристой — настоящий образец народной комики! — и я было порадовалась, что нашла именно то, что нужно. Но для верности заглянула и в афанасьевский трехтомник. Про шута там нашлось три сказки, и одна из них, записанная в Шадринском уезде Пермской губернии, оказалась текстуально ближе к либретто Сергея Прокофьева. Так что вероятнее, что композитор использовал именно ее.

---

Эскизы декораций и костюмов к балету «Шут»
художник Михаил Ларионов

---

Что это за сборник? Кто записал и рассказал интересующую нас сказку?

Александр Николаевич Афанасьев издавал свой трехтомник несколько лет: с 1855 по 1863 год. К этому времени он стал членом Русского географического общества, и в его распоряжение отдали все сказки, которые накопились в архиве этого общества. К ним он добавил еще записи Владимира Ивановича Даля, которого мы больше знаем по любви к пословицам и поговоркам, но он собирал и другие жанры. А в результате появился сборник, где можно найти сюжеты с самых разных территорий: архангельские, вологодские, казанские, оренбургские — какие угодно. И пермские тоже.

Сказка про шута была записана в Шадринском уезде, сегодня это часть Курганской области, но тогда все эти территории относились к Пермской губернии. Известно, что сказку услышал и записал государственный крестьянин Александр Никифорович Зырянов. Это личность для своего времени совершенно незаурядная, он был краеведом, собирателем фольклора, просветителем, печатался в «Пермских губернских ведомостях» и других изданиях. Самое ценное из услышанного Зырянов посылал в Русское географическое общество, так что там до сих пор хранится и рукопись со сказкой «Шут».

Что за сюжет в этой сказке?

Сюжет сказки «Шут» совершенно не уникален. Но сначала следует сказать о жанрах: дело в том, что типологически народная сказка может быть волшебной, новеллистически-бытовой и о животных. Некоторые исследователи даже считают все эти типы разными жанрами. Так вот, шут — это один из типичных героев бытовых сказок. Сказки про них строятся по принципу нанизывания эпизодов, как мы можем наблюдать и в обсуждаемом нами балете — это целый ряд сюжетных ситуаций, которые при желании можно спокойно переставлять местами. И в конце каждого эпизода шут выходит победителем.

Очень похожий вариант, даже еще более заковыристый, услышал Дмитрий Константинович Зеленин в другой части тогдашней Пермской губернии. Это та самая сказка «Микула-шут», которую мы уже упоминали. Мы знаем, что ее рассказал крестьянин Антипа Демьянович Ломтев из села Куяши бывшего Екатеринбургского уезда, теперь это Челябинская область, село Большой Куяш. Так вот, Зеленин пишет, что этот рассказчик больше любил серьезные богатырские сказки, а «Микулу-шута» он вспомнил, когда был несколько навеселе. И добавил, что этой сказкой можно только мужиков смешить.

Оба варианта сказки — и афанасьевский, и зеленинский — интересны тем, что они длинные, в них очень много эпизодов. Зеленин, когда комментировал запись, насчитал три сказки, которые в этом повествовании объединены. Прокофьев же для своего балета взял далеко не все части этого сложного сюжета.

---

Эскиз занавеса к балету «Шут»
художник Михаил Ларионов

---

В чем в целом особенность сказок про шута? Кто их исследовал?

Сказочные сюжеты этого типа считаются мировым фольклором. На мусульманском Востоке очень похожие проделки совершает Ходжа Насреддин, герой притч и анекдотов. В виде сказки такая история обнаруживается в сборнике «Приятные ночи» итальянского писателя Джованни Страпаролы. Остается только гадать, какими путями сюжет попал к нам. Он, кстати, есть не только у русских, но и у белорусов, и у украинцев тоже.

Что касается изучения подобных историй, то здесь я могу назвать три основных источника. Прежде всего это, разумеется, работы Михаила Михайловича Бахтина, исследовавшего европейский карнавал и смеховую культуру в принципе, и труды Дмитрия Сергеевича Лихачева, который эту концепцию применил к древнерусской литературе и фольклорному контексту. Ну а бытовую сказку с этого ракурса разобрал Юрий Иванович Юдин в своей книге «Дурак, шут, вор и черт».

Шут в этой типологии оказывается между дураком и вором. Черт в бытовой сказке — лицо страдательное и всегда одураченное, дурак — по-разному, в зависимости от сюжета. Сказки о дураке строятся немножко парадоксально: этот персонаж ведет себя наивно, но в результате ему иногда удаются такие же проделки, как и шуту, и единственное отличие их в том, что дурак совершает их по наивности, а шут намеренно. Шут — это герой-трикстер, авантюрист, который разыгрывает людей и вляпывается в самые трудные ситуации.

Кого можно назвать прообразом шута?

Шут в записях сказок по сути похож на скомороха. В европейской культуре ему типологически будут соответствовать мим, уличный актер или музыкант. И в Европе, и у нас их очень не любила церковь, и эти люди вели, как правило, бродячий образ жизни. Даже если они пытались где-то осесть, их изгоняли: для деревни считалось позором иметь у себя такого жителя. Они были достаточно бесправными, их спокойно могли побить или ограбить. Есть документ 1555 года, времен Ивана Грозного, касающийся наставлений о том, как поступать с ворожеями, колдунами и скоморохами, если таковые обнаруживаются. Так вот, лучше всего, ограбив и побив, выгнать их прочь.

Скоморохам предписывалось выделяться, они не могли одеваться как нормальные люди. В средневековых русских документах можно найти упоминания, что им предписывалось носить более короткополую одежду, поэтому уже издалека при появлении скомороха было понятно, что навстречу идет сомнительное лицо сомнительной профессии.

---

Эскизы декораций и костюмов к балету «Шут»
художник Михаил Ларионов

---

Почему этот персонаж стал популярным народным героем?

Сказка, в том числе и волшебная, любит выбирать главным героем именно социально обделенного человека. Это может быть падчерица или младший сын, которому братья не хотят отдавать наследство. Шут органично встает в этот ряд. Сказка компенсирует несправедливость — падчерицу удачно выдает замуж, младшего сына женит на царевне. Шут тоже богатеет, но предварительно пройдя через череду сложных ситуаций.

На некоторые типичные шутовские проделки можно смотреть как на перевернутые ситуации волшебных сказок. В волшебной сказке бывает мертвец, который одаривает героя сказки волшебными предметами или способностями. Бытовая сказка же изображает ситуацию грубее: шут или дурак порой имеют дело попросту с мертвым телом и с помощью этого мертвеца умудряются разбогатеть. У шута тоже есть волшебные предметы, но только они не обладают магией сами по себе, а шут их сам выдает за таковые и обманывает окружающих.

Основной интерес в этих сказках заключается в том, как шут будет выпутываться из сваливающихся на него бед. В бытовой сказке персонажи, в том числе шут, «крутятся» и выкручиваются сами, без волшебных предметов и прочей магической помощи.

Почему шут жесток и груб?

Шут — персонаж бытовой сказки, а для нее характерен народный тип комического, грубый и физиологичный. В том же «Микуле-шуте» есть много отточий, где добропорядочный Зеленин не стал передавать части повествования, связанные с отправлением естественных надобностей и с сексом, то есть, если пользоваться терминологией Бахтина, с телесным низом. В народном календаре есть отдельные периоды, когда физиологические процессы переставали быть иерархически низкими и становились нормой. В этом грубом юморе, сексуальности и обжорстве, даже в том, что человек справляет физиологическую нужду, есть проявление жизни, победы над смертью, повод посмеяться над собой и другими. И такой смех снимает внутреннее напряжение.

Смеяться, с точки зрения народной культуры — полезно, но нужно знать, когда смеяться. В европейской традиции такие периоды приходились на весну. В русской — чаще на святки, а потом на Масленицу, и отдельным временем был второй день свадебного обряда. Все эти дни сопровождались играми, ряженьем и травестией, обыгрыванием всего, связанного с сексом и половыми признаками человека в принципе.

---

М. Ларионов, С. Дягилев и С. Прокофьев на репетиции балета «Шут»
художник Михаил Ларионов
1921 год

---

Почему, по вашему мнению, Дягилев и Прокофьев выбрали именно эту сказку для постановки?

Сергея Дягилева, очевидно, привлек региональный материал сам по себе. Почему Сергей Прокофьев выбрал именно этот сюжет, если у него в распоряжении был целый сборник? Мне представляется, что такой выбор есть результат увлечения народной культурой, поиск чего-то, максимально отстоящего от высокой традиции, а эта сказка некоторым образом шокирует даже сейчас, не говоря уже о начале XX века. В ней для человека образованного, воспитанного на высоких образцах культуры, есть запас экзотизма, но при этом экзотизма своего, родного. И в этой грубости можно разглядеть аутентичность, истинность и подлинность.

Но, с другой стороны, проделки шута, разумеется, должны были напомнить зрителю европейский карнавал и комедию масок. Шут как будто становится еще одной маской персонажа Серебряного века и встает в один ряд с «Балаганчиком» Блока и многими другими примерами.

Шут тянул за собой целый шлейф ассоциаций, и потому эта фигура для зрителя была одновременно нова и безумно знакома. К тому же, сюжет «Шута» по сути является комедией положений, подобных описаний в ней практически нет, а значит, с точки зрения постановки, здесь открывается огромное поле для самых разнообразных эстетических интерпретаций.


Интервью: Татьяна Шкляева

Благодарим за помощь в подготовке интервью пресс-службу Пермского государственного национального исследовательского университета