На волне оттепели в год Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве в Большой приглашен звезда Парижской оперы. Роман Франсуа (Сергей Мершин) с начинающей звездой Верой (Полина Булдакова) заканчивается, как и полагается в конце 50-х: никто не расстрелян, просто француз выслан, а Вера вытолкнута в провинциальный театр, волею судеб — в Пермский. Радикальностью затеи спектакль похож на «Золушку» Мэттью Боурна, но как боурнова Золушка очень британка, так и пермская абсолютно отечественная, со всеми подробностями бытия несгинувшей эпохи.
На сцене готовится спектакль, и Мирошниченко наводняет процесс знакомыми подробностями. Всем плевать на прогресс в искусстве: ленивый кордебалет, заносчивые премьерши, дрожащие члены худсовета и министерша культуры в кримпленовом костюме с бабеттой на голове — привет Екатерине Фурцевой (Дарья Зобнина). Прелесть что такое — собеседование перед загранпоездкой и счастливый бег труппы по распродажам, когда домой волокут все — от белья до ковра. Мирошниченко дает ссылку на парадный 1957 год с его фестивалем молодежи, но не цепляется за точность ссылок: система допуска к зарубежным благам работает и сейчас, да и нравы в театрах мало меняются. Жалко до жути, что великую «тему времени» Прокофьева хореограф отдал под танец министерской тетке, но радостно, что в отечественный балет наконец-то проникли небожители ЦК: работники минкульта едва удержали бойкого руководителя СССР от резких па и бития ботинком по трибуне. Через много лет после Бежара, пустившего в пляс Ленина, это настоящий прорыв. Другой показательный эпизод любой «Золушки» — двенадцать ударов часов, и тут балетмейстер отдал сцену работникам КГБ, растаскивающим влюбленных. Будто дал эскиз к грядущей премьере «Нуриева» в Большом, где те же герои будут ловить Рудольфа Нуриева.
Видимо, со всеми.