Жерар Мортье о своих видах на российскую сцену

Москву посетил один из ключевых деятелей современного оперного театра — Жерар Мортье, теперешний генеральный директор мадридского Teatro Real, в прошлом директор брюссельского театра La Monnaie (1981-1992) и парижской Оперы (2004-2009), а также интендант Зальцбургского фестиваля (1991-2001). О своих планах относительно Большого театра, русской оперы и российских артистов ЖЕРАР МОРТЬЕ рассказал СЕРГЕЮ ХОДНЕВУ.

— Правильно ли я понимаю, что Teatro Real собирается планомерно сотрудничать с Большим?

— Ну это скорее продолжение моего собственного сотрудничества с Большим театром, которое началось в 2006-м, когда я увидел "Евгения Онегина" в постановке Дмитрия Чернякова. Я устроил гастроли этого спектакля в Париже, а потом и в Мадриде, в свой первый сезон там. И тогда господин Иксанов спросил меня, нельзя ли было бы привезти Teatro Real на гастроли в Москву. Что, конечно, большая честь, потому что Real вообще никогда прежде не ездил на гастроли. Я тогда сказал, что буду готов только в том случае, если Teatro Real сможет привезти что-то по-настоящему достойное.

— И что же вы сочли достойным в результате?

— Мне показалось, что после "Воццека", которого ставил Большой, будет интересно показать в Москве еще одну замечательную вещь, которая в Москве никогда не ставилась, хотя это произведение близкое по времени к "Воццеку" и тоже очень важное для музыки ХХ века. Это "Возвышение и падение города Махагони" Курта Вайля. Так что в сентябре мы дадим несколько представлений этой оперы в Москве, причем я хочу, чтобы дирижировал Теодор Курентзис,— думаю, у него должна прекрасно получиться эта партитура.

— А что в дальнейших планах?

— Очевидно, копродукция, хотя мы еще не определились насчет названия. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы это была русская опера,— мы говорили, например, о "Пиковой даме". Но в любом случае есть немало русских артистов, с которыми я обязательно продолжу сотрудничать. Один из самых важных, пожалуй, Черняков. Teatro Real покажет "Макбета", которого он ставил в Париже, и "Дон Жуана", который шел в Экс-ан-Провансе и здесь, в Большом. И кроме того, будет еще одна новая постановка — "Троянцы" Берлиоза, которые будут открывать сезон в 2014 году. Может быть, потом мы ее представим и в Большом.

— Вы будете приглашать Теодора Курентзиса в Мадрид?

— Безусловно. В следующем сезоне у нас запланирована "Иоланта" Чайковского, соединенная с "Персефоной" Стравинского. Курентзис будет дирижировать, а режиссером будет Питер Селларс. Мне вообще хотелось бы, чтобы они регулярно работали вместе. Например, Курентзис будет участвовать в "Тристане и Изольде", которых мы будем показывать в Мадриде,— это известная постановка, которую делали Селларс и Билл Виола. Ну и на будущее у нас много совместных замыслов, в том числе и с участием оперного театра в Перми.

— Как бы то ни было, к моменту вашего прихода Teatro Real, скажем так, был не в первом эшелоне среди европейских театров...

— ...Я вам больше скажу, на самом деле это чрезвычайно молодой театр, потому что он фактически существует с 1997 года. И он, конечно, был на периферии, да.

— Так почему вы согласились работать именно там?

— Ну у меня были разные планы. Изначально я, как вы, может быть, знаете, собирался идти работать в New York City Opera. И три месяца вел переговоры, зная, что мне предлагается бюджет в четыре раза меньший, чем в Metropolitan Opera, и при этом они хотели стать серьезными конкурентами для Met. Но когда и этот бюджет мне урезали вдвое, я сказал: "Нет, спасибо". Я хотел работать и в Берлине, в Staatsoper. Но тут уж я понимал, что Баренбойм будет протестовать против моего назначения.

— Почему, кстати?

— Он же знает, что если бы я был директором, то у меня были бы, скажем так, некоторые вопросы к нему. Например, по поводу того, что он, музыкальный руководитель Staatsoper, выпускает больше спектаклей в La Scala. А потом тамошние спектакли привозит в Берлин... Возвращаясь к Мадриду — конечно, там не очень просто, там скорее консервативная публика (может быть, похожая на московскую) и в среднем не очень молодая по моим меркам. Но все-таки я замечаю подвижки — в том, что молодежи становится больше, к примеру. И потом там на самом деле неплохие возможности. Сейчас эту сумму немножко урезали, но, когда я подписывал контракт, там шла речь о таком же бюджете, какой у меня был в Париже. То есть потенциал для того, чтобы превратить Teatro Real в современный театр с сочувствующей передовой публикой, есть. А мне очень нравится работать над такого рода переменами.

— И какова же ваша стратегия?

— Приходится много трудиться, над музыкальным качеством прежде всего. Надо будет поменять состав оркестра, я уже совершенно поменял хор — теперь он отличный, лучше, чем в La Scala, я считаю. У нас не будет одного музыкального руководителя, но будет несколько хороших дирижеров, которые станут регулярно работать с театром,— Семен Бычков, Хартмут Хенхен, Сильвен Камбрелен, Томас Хенгельброк. Плюс Риккардо Мути и Саймон Рэттл — хотя бы ради статуса. Затем, конечно, режиссеры: Черняков, Селларс, Кристоф Марталер, Кшиштоф Варликовский, Михаэль Ханеке. Есть еще несколько специальных проектов — например, современная опера, которую вместе сделали поп-певец Энтони и художница Марина Абрамович. Посмотрим, насколько мадридская публика ко всему этому окажется готовой. Но я могу точно сказать, что у "Махагони" Вайля — условно говоря, "сложной" постановки — был громадный успех.

Источник