Едва только Барбара Ханниган сошла с трапа самолета в Перми, где начиналось ее большое турне по России, она написала в твиттере: Back in the USSR… first, to Diaghilev's hometown! Певица, исполнившая в 2003 году в рамках «Голландского сезона в Петербурге» камерную оперу для сопрано, видео и электроники Мишеля ван дер Аа, вернулась в Россию ради серии концертов Rameau-Gala с дирижером Теодором Курентзисом и оркестром Musica Aeterna. Это первая российская полномасштабная программа, посвященная французскому барокко, в частности наследию Жан-Филиппа Рамо — композитора, опередившего Глюка по части оперной реформации. 22 октября программа Rameau-Gala прошла в Перми, 24-го она состоится в Москве, в Зале Чайковского, 25-го — в Санкт-Петербурге, на сцене Александринки.

— От вас не знаешь, чего ожидать: вы словно жонглируете музыкальными увлечениями. В репертуаре сочетаете Генделя с Дюсапеном, танцуете в постановках Саши Вальц и даже дирижируете оркестрами. Вам так нравится интриговать публику?

— Да, пожалуй, меня можно назвать «темной лошадкой». Мне нравится появляться в разных ипостасях, не люблю ощущать себя в коробке каких-то клише. Если взять для сравнения солнце, то собственно шар — это моя деятельность как вокалистки, а лучи — все остальное: танец, дирижирование и еще многое другое.

— Редко когда певец выступает еще и в роли дирижера, чаще все-таки это случается с музыкантами-инструменталистами. Как вы оказались за пультом?

— Все началось с предложения руководителя одного из подразделений Radio France. Он увидел мои выступления на сцене и спросил: почему бы мне не попробовать себя в роли дирижера? И я попробовала — уже выступила с шестью коллективами. Мне кажется, это естественное продолжение моей вокальной карьеры. Раз уж я не подхожу под стандартный образ оперной певицы, буду и дальше воплощать свои разные, пусть и немножко сумасбродные замыслы. 

— На самом деле это очень современно — сочетать разные ипостаси в своем творчестве. Это как работать сразу с несколькими открытыми интернет-вкладками в браузере.

— Хорошая аналогия. Однако для меня «закладкой» все равно служит вокальная карьера, а на другие «сайты» я захожу по желанию и настроению.

— А как вы сами представляете себе современного музыканта? Что определяет его «современность»? Выбор партнеров, музыкального материала или, может быть, активность в соцсетях — вы, например, ведете Twitter, где, едва прилетев в Пермь, сообщили, что направляетесь в Дом-музей Сергея Дягилева.

— Дом Дягилева — это главное место, кроме Театра оперы и балета, где мне хотелось побывать в Перми. Известно, что, когда Дягилев встретился с Жаном Кокто, художник спросил импресарио: «Что я могу для тебя сделать?» На что Дягилев ответил: «Порази меня!» Эта фраза всегда меня очень вдохновляет, поэтому когда я берусь за работу, то знаю, к чему стремиться. Как певица, я должна обнаруживать глубокий смысл в музыке, докапываться до самых корней, до самых истоков замысла композитора и в то же время стремиться вырваться за пределы общеизвестных возможностей, дальше и дальше к звездам. И я рада, что могу сама выбирать музыкальный материал. Я осторожно подхожу к выбору проектов и партнеров.

— Это значит, что, прежде чем дать согласие на выступления в проекте Rameau-Gala в Перми, Москве и Санкт-Петербурге вместе с Теодором Курентзисом и оркестром Musica Aeterna, вы взвесили все за и против?

— Было три основных причины, что я согласилась на этот проект. Во-первых, когда я познакомилась с Теодором, мне сразу захотелось с ним поработать. Наше знакомство состоялось два с половиной года назад в Брюсселе. Теодор подошел ко мне после спектакля, мы разговорились о музыке, о композиторах, и в какой-то момент речь зашла о Рамо. Во что это вылилось, вы видите. Во-вторых, я прослушала записи концертных выступлений Теодора с оркестром Musica Aeterna, при участии Деборы Йорк и Симоны Кермес, выпущенные на студии Alpha, и это подстегнуло мое любопытство. И, в-третьих, Рамо хорошо сочетается с репертуаром моих предыдущих концертов — до этого был большой европейский тур с композитором и дирижером Пьером Булезом. Все логично, как мне кажется.

— Часто ли вы исполняете сочинения Жан-Филиппа Рамо?

— Это моя первая программа Рамо. Поэтому мне самой очень любопытно. Я исполню шесть арий, все они о любви. О счастье, самопожертвовании, и одна история о жестоком Купидоне, из-за которого любовь оборачивается страданием.

— В России это также будет первый большой концерт на его произведения.

— Мне понятна важность этого концерта. Тем более что музыка эпохи барокко, в частности французского барокко, долгое время не была широко востребована.

— У вас в репертуаре более семидесяти пяти мировых премьер. Что вам нравится больше — первое исполнение свежего произведения или оригинальная трактовка известной партии?

— Мировая премьера — не главная цель моей работы. Однако я всегда ориентируюсь только на себя и на автора, в репетиционный период стараюсь не слышать и не видеть исполнения тех, кто был до меня. Я работаю только с партитурами и стараюсь разгадать замысел композитора, чтобы обойти любые «традиции».

— В западной прессе вас называют то немецкой, то канадской певицей. Как на самом деле?

— Я родилась в Канаде, а музыкальное образование получила в Англии и Голландии. Мой дебют также состоялся в Голландии, и, может быть, поэтому я живу сейчас в Амстердаме. Жить в Европе намного удобнее, чем за океаном, потому что все мои основные проекты связаны с этим континентом. Останься я в Канаде, мне пришлось бы все время проводить в самолетах. Но, несмотря на то что я уже много лет живу в Голландии, журналисты, в частности английские, пишут, что я «канадское сопрано». Вернее, через слэш: «Канада / Нидерланды».

— В таком написании отражаются две музыкальные школы: североамериканская и европейская. Вы впитали черты обеих?

— Я не так много исполняла североамериканской музыки. Что касается европейской — мне очень интересно ее развитие в разрезе современных тенденций. На всех композиторов разных времен повлияла восточная, японская, африканская музыка.

Классическая музыка пришла к нам со всего света. В принципе, работая в разных направлениях, я прокладываю дорожки к корням, оставаясь при этом классическим колоратурным сопрано.

— В интернете легко можно найти видео с вашими выступлениями. На одном из них запечатлен перформанс, который вы устроили с дирижером Саймоном Рэттлом в Берлинской филармонии. Пока вы «боретесь» с колоратурами, Рэттл, якобы разгневанный плохой игрой музыкантов, носится между оркестрантами, призывая их к порядку. В связи с этим — существуют ли в вашем понимании какие-то табу на сцене?

— Нет никаких табу. Есть одно правило — погрузиться в музыку и творчество и увести публику за собой. Это к слову о «темной лошадке». Какие бы необычные, а для кого-то, может быть, и странные поступки на сцене я ни предпринимала, все это ради музыки. 

Источник