16 апреля 2024
Сегодня
17 апреля 2024
18 апреля 2024
19 апреля 2024
20 апреля 2024
21 апреля 2024
22 апреля 2024
23 апреля 2024
24 апреля 2024
25 апреля 2024
26 апреля 2024
27 апреля 2024
28 апреля 2024
30 апреля 2024
02 мая 2024
03 мая 2024
04 мая 2024
05 мая 2024
07 мая 2024
08 мая 2024
10 мая 2024
14 мая 2024
16 мая 2024
18 мая 2024
19 мая 2024
21 мая 2024
22 мая 2024
23 мая 2024
24 мая 2024
25 мая 2024
26 мая 2024
28 мая 2024
29 мая 2024
30 мая 2024
31 мая 2024
01 июня 2024
02 июня 2024
04 июня 2024
05 июня 2024
06 июня 2024
07 июня 2024
13 июня 2024
14 июня 2024
15 июня 2024
16 июня 2024
19 июня 2024
20 июня 2024
21 июня 2024
22 июня 2024
23 июня 2024
25 июня 2024
26 июня 2024
28 июня 2024
30 июня 2024
Пресса
  • Апрель
    16
  • Май
  • Июнь
24.02.2014
Belcanto.ru: Пермские маньеристы

На «Золотой маске» показали «Три балета в манере поздней неоклассики» в исполнении Пермского балета

Из всего вечера балетов, который привезли пермяки, номинирован на национальную премию только «The Second Detail» Уильяма Форсайта, российская премьера которого состоялась в Перми осенью 2012 года. А мировая премьера прошла в 1991 году во Франкфуртском балете еще в те времена, когда «головное» отделение Форсайт-индустрии находилось строго в «Бокенхаймер Депо» во Франкфурте-на-Майне.

Поставив у себя «The Second Detail» Пермский театр стал третьим после Большого и Мариинки местом в России, где идут балеты американского хореографа Уильяма Форсайта.

Худрук Пермского балета Алексей Мирошниченко выбрал для постановки один из самых сложных и концептуальных балетов великого Билла, относящийся к так называемому франкфуртскому периоду (1984-2004). И из того, что возникало за 10 лет присутствия наследия Форсайта в России, а это три балета в Мариинке — «Steptext» на музыку И. С. Баха (Партита № 2, чакона), «Головокружительное упоение точностью» на музыку Ф. Шуберта (финал Девятой симфонии) и «Там, где висят золотые вишни» Т. Виллемса (все три — постановки 2004), «Приблизительная соната» Т. Виллемса в Мариинке (2005) и «Herman Schmerman» Т. Виллемса в Большом театре (2010), «Вторая деталь» по сложности и смысловой наполненности сопоставима, пожалуй, лишь с «Головокружительным упоением точностью» и «Приблизительной сонатой», кстати, представляющим собой единый диптих, озаглавленный самим хореографом «Два балета в манере позднего XX века».

Алексей Мирошниченко в бытность свою артистом и педагогом Мариинского театра принимал в постановке балетов Форсайта непосредственное участие и является одним из лучших педагогов-репетиторов его балетов и знатоков стиля хореографа.

«Вторую деталь» Мирошниченко считает самым концептуальным и самым грандиозным по объему хореографического текста из всех форсайтовских балетов, поставленных в России: «В нем как никогда ярко воплощена идея точек в пространстве, в которых зарождается движение, и каждый жест танцовщиками исполняется супервыворотно и суперточно. В „The Second Detail“ видно, как Форсайт синтезировал классическую традицию пуантного танца с новаторскими идеями основоположника направления „модерн“ Р. Лабана и окрасил эту смесь в свой цвет. В результате мир получил Леонардо да Винчи от балета».

Переводить название балета на русский язык смысла не имеет, так как в процессе перевода мы теряем частичку «The» — определенный артикль, который играет свою роль в этом постмодернистском тексте Форсайта. Дело в том, что со «Steptext» (1985) в творчестве Форсайта начался новый период, который критики назвали периодом «деконструкции классического танца», то есть постмодернизма. В это время Форсайт работает только с языком классического танца и с балеринами на пуантах.

Самым броским высказыванием деконструктора стал балет для С. Гиллем и Л. Илера в Парижской Опере «Там, где висят золотые вишни», а следующим в этой серии как раз и стала «Вторая деталь». Это постмодернистский диалог не только с классикой, но и модерном, который, по мнению Форсайта, в чистом виде уже не существует.

То есть существует, но, подобно классическим «Лебединому озеру» и «Спящей красавице», в заархивированном виде.

Поднимается жесткий черный занавес. На авансцене стоят два молодых человека, у одного в руках табличка с надписью «The», на которую направлен луч света. Первый артист спокойно поворачивается к залу спиной, и мы видим, что у задника стоят еще несколько человек, также отвернувшихся от зала. Второй артист ставит свою табличку на пол — так, чтобы она выглядела как ярлык происходящего на сцене, и присоединяется к товарищам. Через минуту электронный метроном партитуры Виллемса ускоряет пульсацию, и подобно вспышке молнии начинается танец.

Трудно определить, что движет тринадцатью танцовщиками, пол которых выдают разве что разные физиологические изгибы зашитых в трико и купальники тел, — музыка или свет. Что-то постоянно вспыхивает и взрывается. Мелькают руки-ветви в орнаментально-растительных пор де бра и ноги-лезвия в разнокалиберных батманах. Полеты, сметающие понятие о гравитации, умопомрачительные вращения, головокружительные наклоны.

Всё резко, быстро, отрывисто. Соло, двойки, тройки, терцеты, квинтеты и снова россыпь соло. Так в течение пятнадцати минут, пока из темноты задника не появляется незнакомка в белом сарафане. Волосы девушки спутаны, лицо уставшее, руки мотаются как плети. Она похожа на жертву техногенной катастрофы. Ее танец то тревожный и печальный, как у Одетты в четвертом акте «Лебединого озера», то дикий и необузданный как у Избранницы.

С этого места постмодернистский месседж Форсайта начинает отчетливо читаться. Поместив девушку в центр круга танцующих безликих тел, Форсайт устраивает очную ставку иконам белой классики и модерна. Она одновременно Одетта Мариуса Петипа — символ белого сюжетного балета большой формы и Избранница Вацлава Нижинского — альфа и омега современной хореографии. И та и другая умирают в конце, как помнится.

В самом финале балета мальчик-солист выходит на авансцену и опрокидывает табличку «The» — сносит ударом ноги определенный артикль перед Одеттой и Избранницей. Две конфликтующие формы погасли, но остались их богатые языки — вернее, морфология языков.

Форсайт разбирает эти языки на детали — у него в балете это индифферентно танцующие возле Одетты-Избранницы девушки-стеклорезы и юноши-бритвы. Они — детали, морфология, частицы — независимы от смены стилей и форм. Форсайт берет этот «конструктор» с собой, в свой репетиционный зал, чтобы построить из деталей новую невиданную еще машину.

Впрочем, период деконструкции классики в творчестве Форсайта закончился в начале нулевых, и сейчас Билл с горсткой верных ему артистов из Forsythe Company ищет совсем другого — без пуантов, без классики, без света и музыки. О последнем его эксперименте в дрезденском Хеллерау, который концептуально не имел названия, мы подробно писали. А все балетные труппы мира предпочитают танцевать «старого» Форсайта, так как до нового пока не доросли, впрочем, Билл даже и не собирается продавать свои новые работы, они принадлежат его театральной семье.

Пермская труппа исполнила Форсайта в Москве на невероятном подъеме, артисты чувствуют материал, который танцуют, любят его и лелеют.

Эта хореография им — классикам до мозга костей — доставляет колоссальное удовольствие, потому что трудное внутри той химической формулы, которой заряжена твоя кровь, оно не трудное, а естественное, гармоничное.

Мирошниченко, кроме блестящей тьюторской работы над Форсайтом, не забыл поиграть со смыслами и значениями слов в названиях балетов. Манера, в манере, маньеризм, рококо, вариации на тему, классика, модерн, постмодернизм. Когда он выбирал для пермяков «Вторую деталь», у него в репертуаре уже была «первая» деталь — балет «Вариации на тему рококо», который он поставил сам в 2011 году на музыку одноименного опуса Петра Ильича Чайковского. В программке заботливо сообщается, что Вариации на тему рококо для виолончели с оркестром в качестве музыкальной основы для балета, были использованы в России впервые.

Это балет про наслаждение излишеством, выстроенный как приключение формы.

Схвачен момент, когда тучное барокко сметается легковесным рококо, и рождается нонсенс. Юношей на балу больше, чем девушек. Этикет кавалера по отношению к даме оборачивается невежливостью к зрительному залу — мужчины поворачиваются к нему спиной. Цитируется барочная «Моцартиана» (балет Баланчина на музыку Чайковского), но смысл ее девальвируется — сцену про ухаживание и флирт нельзя узнать.

Красной нитью через все «Вариации» проходит тема «Сомнамбулы» (балет Баланчина, который присутствовал в репертуаре Пермского балета), но характер сомнамбулической героини ни с того ни с сего взбалмошный, а не лирический. В конце одной сцены дерзкая красотка даже имитирует некое падение с обрыва, взобравшись на него по спинам кавалеров.

Что-то вроде комического продолжения трагической темы баланчинской «Серенады», в финале которой мы наблюдаем своеобразный траурный кортеж с поднятой на вытянутых руках партнеров балериной.

Третьим спектаклем вечера маньеристских балетов стал «Souvenir» Дагласа Ли, который занял место между «Деталью» и «Вариациями», чтобы хоть немного разгрузить их стилистическую вычурность.

Екатерина Беляева | Belcanto.ru

поиск