В Театре им. Моссовета состоялось главное событие фестиваля Дианы Вишневой — основательница Context и труппа Пермского театра оперы и балета представили постановку Алексея Мирошниченко «Шахерезада». На спектакле о последней императрице Ирана присутствовала Татьяна Кузнецова.

На закрытом показе — фактически на генеральной репетиции — была вся светская, коммерческая и культурная Москва, хотя новинок не ожидалось. Пермский балет привез две известные постановки своего экс-худрука Алексея Мирошниченко. Причем «Шута» Прокофьева (2011) уже показывали в Москве на «Золотой маске»; премьера же «Шахерезады» на музыку Римского-Корсакова с Дианой Вишневой и Марсело Гомесом в главных ролях прошла в Перми в 2019 году. Ажиотаж московского показа — результат способности балерины превращать в чистое золото «современного искусства» все, к чему прикасается ее рука. Меж тем по технике и методам постановки оба спектакля — старая добрая классика.

Ценность «Шута» — в его оформлении: в Перми впервые за 90 лет полного забвения были восстановлены оригинальные декорации Михаила Ларионова, неудачно поставившего этот спектакль в 1921 году для антрепризы Дягилева. Авангардное великолепие оригинала (в одноактном балете — шесть полных перемен картин, и каждая из них шедевр) десять лет назад поразило лишь специалистов и балетоманов, зато сейчас, с подачи Вишневой, пермский «Шут» вошел в фестивальный контекст на правах новейшего достижения.

Фото: Ирина Григорьева

Примечательность «Шахерезады» — в ее беспрецедентности. Алексей Мирошниченко, заручившись согласием императрицы Ирана Фарах Пехлеви, ныне живущей в Париже, создал байопик. В прологе и эпилоге престарелая шахбану открывает некую выставку (архитектор по образованию, она до сих пор много внимания уделяет искусству), вспоминая пролетевшую жизнь. Четыре флешбэка охватывают период с момента знакомства героини с шахом в 1959-м до революционной смуты 1979 года.

К иранской истории постановочная группа отнеслась с пиететом. Сценограф Альона Пикалова воспроизвела на заднике знаменитый фриз с лучниками из дворца в Сузах. Художник по костюмам Татьяна Ногинова одела отделившийся от стены кордебалет «бессмертных» в штаны и длинные рубахи, будто вылепленные из потрескавшейся глины; скрупулезно воспроизвела мундиры шаха, туалеты императрицы, смокинги и платья высшего света, но костюмы танцующих «ремесленников» все же облегчила, отчего народные сцены напоминали восточный базар из балета «Корсар». Сопротивлялся новому сюжету и Римский-Корсаков со своим живописно бушующим морем и гаремной негой, намертво спаянной с персонажами «Шехеразады» Фокина. Однако хореограф Мирошниченко, бдительно соблюдая темпоритм музыки, сумел настоять на собственной трактовке.

Больше всего этот диковинный проект похож на историческое шоу-дефиле (Диана Вишнева меняет по ходу спектакля девять платьев), малоподвижное и по-детски простодушное. Вот царственная чета по случаю 2500-летия персидской монархии встречает высокопоставленных гостей — артисты, одетые во фраки и вечерние туалеты, чередой проходят мимо Марсело Гомеса и Дианы Вишневой, склоняясь в почтительных поклонах. Вот, стоя на балконе, императорская семья принимает парад воинов, одетых в исторические костюмы (о шарканьи московских статистов лучше умолчать, в Перми-то маршировала Росгвардия). Вот парижское порханье студентов с тубусами завершается строевой диагональю: проходя вдоль нее, шах протягивает бокал героине, что означает предложение руки и сердца, — и тут же из кулис выезжает трап, с которого в следующей сцене героиня грациозно спускается, чтобы быть представленной подданным в ходе очередного дефиле.

Фото: Ирина Григорьева

Редкие танцевальные сцены отличались трогательной и слега комичной архаичностью: подтанцовки «ремесленников» на авансцене смахивали одновременно на парад советских республик Игоря Моисеева и старобалетные проходки слуг, требуемые для перемены декораций. Государственный же переворот был отмечен явными признаками старинной балетной коды: «бессмертные» и «ремесленники», выбрасывая вверх руки со сжатыми кулаками, стремительным галопом заключили в кольцо неподвижно стоящих правителей. А когда, виновато поникнув головами, разомкнули круг, шаха уже не было: лишь голубая орденская лента в руках императрицы напоминала о его существовании.

Центральный эпизод «Шахерезады» — 13-минутный любовный дуэт, поставленный с максимальным целомудрием, — на фоне преобладающей пантомимы выглядел лебединой песней Дианы Вишневой. Грациозно-величественная, она была хороша и в статике мизансцен. Но тут, в несложной поэтичной хореографии, полной трепетных поддержек, пылких батманов, томных арабесков и нежных объятий, Диана Вишнева — босая, в легкой белой комбинации, в надежных руках своего давнего и лучшего партнера Марсело Гомеса — казалась совершенно неотразимой.

Фарах Пехлеви, свидание с которой было организовано по зуму после спектакля, явно придерживалась того же мнения, растроганно благодаря создателей спектакля. Однако их явно сковывало искреннее желание понравиться своей героине вкупе с опасением оскорбить чувства мусульман, осудив исламскую революцию, сломавшую жизнь императрицы. Возможно, команде авторов стоит задуматься о балете про другую августейшую особу, покойную принцессу Диану: любви много, а политики почти никакой.


Текст: Татьяна Кузнецова, газета «Коммерсантъ».