Эти балеты, впервые поставленные в России (один, «Когда падал снег» Дагласа Ли, и вовсе мировая премьера),— золотой фонд британской классики, ожившая история английского балета. Изобретательный худрук Пермского балета Алексей Мирошниченко, успешно приучающий публику к тематическим программам одноактовок, на сей раз составил неожиданный букет из произведений, контрастных по жанру, но неуловимо родственных по духу. Камерные, сдержанно-лиричные, лишенные претензий, прячущие техническую сложность за внешней бесхитростностью, они — олицетворение английского стиля, хореографического и жизненного.

Программу открывают «Конькобежцы», поставленные в 1937 году на музыку Мейербера 33-летним Фредериком Аштоном, тогда еще не подозревавшим, что в будущем ему уготован рыцарский титул за роль родоначальника английского балета. Этой жанровой зарисовке, шутливому и незатейливому классическому дивертисменту, в котором традиционные па-де-де, па-де-труа, сольные и двойные вариации, танцы корифеев обрели непринужденную, житейски естественную незаконченность, надлежало стать главным оружием молодого британского балета в борьбе с иноземным нашествием — «Русским балетом» полковника де Базиля. Милейшие конькобежцы, одетые почти в кукольные костюмчики начала ХХ века, скользящие «блинчиками» арабесков и зигзагами мелких шажков среди резных белых арочек и бумажных фонариков, дали дягилевским преемникам решительный бой, вытеснив их с Британских островов и закрепившись на подмостках на 30 лет.

В последнее десятилетие этот раритет исполняется нечасто, Пермь сегодня — единственный обладатель «Конькобежцев». К счастью, артисты не оробели от такой чести: почти все сохраняли оживленную безмятежность при выполнении крайне коварных в своей прозрачности комбинаций — безразбежных больших прыжков и фуэтировок, связок пируэтов разных типов, пальцевых вращений с переменой направления и темпа. Виртуозную партию солиста Руслан Савденов провел с бережливой аккуратностью — так, что ему хватило сил на залихватский большой пируэт под занавес. И лишь Сергей Мершин, партнер заслуженной и неувядающей примы Натальи Моисеевой, пребывал в скорбном ступоре, будто где-то за кулисами ударился головой об лед — что, впрочем, не помешало ему быть надежным и ловким кавалером.

Второй балет, «Когда падает снег» на саундтреки кинокомпозитора Бернарда Херрмана, поставлен современным британским автором Дагласом Ли специально для этого вечера. Это уже вторая работа хореографа в Перми, и в труппе есть артисты — Александр Таранов, Тарас Товстюк, Анна Поистогова,— вполне овладевшие его стилем, который сам Ли считает неоклассическим. От классики здесь — пуанты, выворотные позиции, большие позы адажио и по-английски сложносочиненные поддержки в дуэтах. Осовременивают академическую базу всевозможные винты, восьмерки, «икота» и волны корпуса и рук; намек на контактную импровизацию придает ансамблям видимость спонтанности. Это очень гладкая, интеллигентно-неброская, невеселая хореография, протекающая в успокоительном полумраке: черный пол, черные трико и топы артистов, гаснущие фонари на черных стойках, черный снег с колосников. Зима для Дагласа Ли — завершающий цикл, время подведения итогов жизненного карнавала: его смятенные персонажи временами переходят на кукольную пластику и застывают манекенами, будто в них кончился завод. Однако ни отчаяния, ни депрессии этот элегический опус не вызывает: его тихая гармония примиряет с неизбежным не только семерых участников действия, но и отдавшихся созерцанию зрителей.

«Зимние грезы» — балет на музыку Чайковского, давший название всей программе,— поставлен Кеннетом Макмилланом, еще одним столпом и сэром британского балета, в 1991 году для эмигрировавшего из СССР премьера Большого театр Ирека Мухамедова, в котором он разглядел идеального Вершинина из чеховских «Трех сестер». Одиннадцать лет назад на гастролях «Ковент-Гардена» в Москве первый Вершинин во всеоружии своего буйного темперамента станцевал прощание с Машей — главный дуэт «Зимних грез», показавшийся непереносимо пафосным и архаичным. В Перми, на родине трех сестер, этот ballet story (один из самых популярных английских жанров, отличающийся от нашего драмбалета гиперреалистичностью переживаний) выглядел и вовсе ровесником первых постановок Московского художественного общедоступного театра.

Макмиллан нашел пластический аналог чеховским разговорам «ни о чем»: его дуэты часто обрываются на полуслове, в монологах классические па заретушированы как бы спонтанными бытовыми жестами, нескладные и несмешные пластические шутки подчеркивают неловкость персонажей и ситуаций. Натурализм бытовых деталей, пресловутая «четвертая стена» (полупрозрачный занавес, отгораживающий задний план с обеденным столом под лампой с вишневым абажуром — там весь спектакль пьют и едят персонажи), скрупулезно разработанные режиссерские мизансцены бесконечного застолья — всю эту забытую эстетику раннего Станиславского, воспроизведенную Макмилланом в последнем десятилетии ХХ века, пермяки приняли с обаятельной доверчивостью.

Но и с некоторой робостью. Именно она уберегла спектакль от излишнего пафоса и позволила снисходительно отнести сомнительный юмор постановки (вроде офицеров, раздвигающих ноги горничной, или лежачей вариации присосавшегося к бутылке Чебутыкина) к типично иностранным курьезам. И именно сдержанность актерской игры приблизила «Зимние грезы» к традициям старого русского театра. Юный аристократичный Никита Четвериков, конечно, лишен страстной одержимости Мухамедова: едва ли этот робкий Вершинин имел реальную любовную связь с целомудренной Машей Инны Билаш. Но их трогательный дуэт, как и заикающиеся реплики неприкаянного Кулыгина (Сергей Мершин), и нескладность восторженных па очкарика Тузенбаха (Александр Таранов), и безнадежная влюбленность в Кулыгина увядающей Ольги (Наталья Моисеева) действуют на зрителей с не балетной непосредственностью. На «Зимних грезах» женщины всхлипывают, мужчины вздыхают и после спектакля обсуждают не танцы, а перипетии любви. Этот странный эффект сказался даже на балетном обозревателе «Ъ», который решительно не смог припомнить, кто, где и как делал пируэты, зато отчетливо впечатал в память, как мягко свернулся бескостным мешочком убитый на дуэли Тузенбах.

Татьяна Кузнецова | КоммерсантЪ