Редактор отдела «музыкальный театр» в Петербургском театральном журнале, автор книги «На пуантах и босиком» Анна Гордеева о новом балетном проекте, который создали Севагин, Самодуров и Пимонов
На афише театра не названия балетов, а три фамилии: «Севагин. Самодуров. Пимонов». Это новый для России ход — обычно наши театры «продают» зрителю историю и/или имена главных героев. Кто такие Ромео и Джульетта — понятно, а «Иванов. Петров. Сидоров»? Премьера в Пермском театре оперы и балета констатирует факт: эти люди — три руководителя балетных трупп трех российских театров — уже достаточно известны, чтобы зрители покупали билеты, зная о спектакле только то, что его будет ставить конкретный человек.
При этом среди публики, стремящейся попасть в театр (аншлаг, на подступах спрашивают лишний билетик), непривычно много меломанов и молодых музыкантов — то есть того народа, что обычно на танцы смотрит слегка свысока (балет может менять предписанные композитором темпы или вовсе вырезать куски из партитуры — строгие филармонические люди этого не прощают). Дело в том, что из трех одноактных спектаклей в этот вечер два поставлены на только что написанную музыку российских композиторов, которые раньше с балетом никогда не сотрудничали, а работали в сфере современного искусства и там стали лидерами, — Владимира Раннева и Антона Светличного. Вместе с хореографами они представляют стране новый балет — балет XXI века.
Неоклассика Севагина
Начинается программа с одноактовки в постановке Максима Севагина. 25-летний худрук балета Московского Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко для своей постановки «В темных образах» выбрал музыку Антонио Вивальди — два виолончельных концерта итальянского классика. Севагин влетел в кресло руководителя труппы в марте этого года, когда театр посреди сезона покинул француз Лоран Илер, звезда Парижской оперы.
Фото: Андрей Чунтомов
Севагин к тому моменту работал в театре шестой сезон, танцевал сольные партии (но до премьерства ему было еще очень далеко) и вовсю ставил спектакли — сочинять хореографию он начал, еще будучи подростком в петербургской Академии Русского балета имени Вагановой, к моменту выпуска две его работы были показаны в Мариинском театре. Когда Музыкальный театр внезапно остался без худрука балета, директор театра Андрей Борисов решил сделать ставку на талантливого юнца — и не прогадал (после спектакля приехавший в Пермь на премьеру Борисов светился гордостью и приглашал пермяков на гастроли в Москву). Одноактовка Севагина поражает сумасшедшим темпом и тем, что практически все артисты успевают в этом темпе работать (в самой последней сцене поднимающая ногу вверх девушка не успевает ее зафиксировать в высшей точке как уже пора ставить мысок пуанта на пол, но публика не выражает никакого неодобрения — все восхищены тем, что артисты вообще выживают на такой скорости).
Севагин остается верен неоклассическому словарю, успешно придумывая для него и свои «словечки». Эта верность — следствие его классического образования. «В спектакле, что я только что поставил, много Петербурга, — говорит он. — Все то наследие, весь тот репертуар, на котором я вырос, все те спектакли, в которых я принимал участие, будучи студентом Академии русского балета, — я вдохновлен именно этим.» Вместе с тем его небольшой балет отчетливо принадлежит именно нашему столетию, и те ансамбли, в которых сочетается виртуозный танец и иронические игровые шуточки, рассчитаны на сегодняшних исполнителей.
«С точки зрения физики и эстетики танца балет очевидно меняется, — говорит Севагин. — Меняется тело. То, как танцуют артисты сейчас, несравнимо с тем, как они танцевали в середине ХХ века. Было больше экспрессии, было меньше чистоты в позах, меньше линий и меньше шагов. Меньше следили за позициями, то есть, скорее, просто выражали свои эмоции, а танцевали „как идет“. В начале ХХI века акцент стал в большей степени ставиться именно на технические моменты: как сделать выворотнее, как выше поднять ногу, как сделать красивее линию. А сейчас, на мой взгляд, у нас есть возможность попробовать объединить все то, к чему стремились в ХХ веке, и то, к чему стремился конец ХХ века — начало века XXI. Попробовать новую сложную технику соединить с эмоциональностью».
Компьютерный мир Самодурова
Вячеслав Самодуров, уже одиннадцатый год возглавляющий балетную труппу Екатеринбургского театра оперы и балета (сейчас выступающего под маркой «Урал Опера Балет»), видит отличие хореографии XXI века от той, что была в прошлых столетиях, прежде всего в убыстрении темпа спектакля. «Для меня век XXI — век динамики», — говорит хореограф.
Фото: Андрей Чунтомов
В пермской программе выпускник АРБ 1992 года, затем солист Мариинского театра, балета Нидерландов и английского Королевского балета, ставший сочинять танцы по завершении артистической карьеры, представил балет «Ultima Thule», музыку к которому сочинил Владимир Раннев. Латинское выражение обозначает крайний предел чего-либо — и в физическом (далекий остров), и в психологическом (предел чувств) смыслах.
Герои Самодурова мчатся сквозь сцену на пределе сил, мужчина и женщина сцепляются в дуэте, как в драке, танец полон агрессии, будто смывающей все правила — безупречно прямая спина, свойственная искусству классичского танца, вдруг идет волнами, в мгновенном темпе колышется вся человеческая фигура — больше всего похоже на то, что человек попал в шторм вместе с обломками невидимых бревен, и они как бы беспорядочно толкают его в воде.
Еще одно утверждающееся свойство хореографии ХХI века — открытость другим видам искусства и другим занятиям — также отражено в спектакле Самодурова и Раннева: главная тема балета изначально была написана композитором в прошлом году для всемирного съезда программистов в Москве как мелодия церемонии открытия. Хореограф услышал ее запись в интернете и заказал композитору музыку для целого балета (получились 20 вариаций). В балетной партитуре, отважно освоенной оркестром, который вел Владимир Ткаченко, звучит компьютерный мир — при этом он гораздо дружелюбнее человеческого, представленного на сцене.
Финал Пимонова
Третьим в компании авторов хореографии XXI века стал Антон Пимонов, худрук балета Пермского театра, собственно и пригласивший коллег к сотрудничеству. Выпускник АРБ 1999 года, немало потанцевавший в Мариинском театре и там же начавший сочинять балеты, возглавляет местную труппу третий год — до этого он был вторым хореографом в Екатеринбурге у Самодурова. Именно Пимонов определял имена на афише. «Я позвал Самодурова и Севагина, потому что у этих хореографов очень хороший вкус, — говорит худрук. — Пермская балетная труппа не может себе позволить ставить балеты с плохим вкусом. Я верю своей интуиции, которая подсказывает мне, что сделать правильно, чтобы это было выгодно для труппы». Пимонов заказал новую партитуру Антону Светличному, который до этого сталкивался с искусством танца один-единственный раз, когда хореограф Ольга Цветкова взяла его уже готовую музыку для постановки радикального современного перформанса. «Для меня это первый опыт работы в балетном театре, — говорит композитор, чьи произведения исполняются по всему миру теми артистами, которые увлечены авангардной музыкой, — но я понял, что музыка в любом случае должна быть ритмичной, дансантной. И мне понравилось, если бы мне предложили еще раз, я бы согласился».
Фото: Андрей Чунтомов
Балет Пимонова и Светличного «Арктика» стал ликующим финалом вечера, торжеством бессюжетного танца, радующегося самому своему существованию. Хореограф считает, что в его сочинении «отражается Петербург, отражаются все балеты, все те танцы», что он перетанцевал. И самый суровый из троицы хореографов, с наибольшим пиететом говорящий о классическом искусстве Пимонов замечает: «Мы — счастливые люди, потому что нам есть на что оглянуться и посмотреть, что было, какие были пути развития. А с другой стороны мы — несчастные люди, потому что все уже придумано до нас и до нас станцовано. Поэтому, наверное, хореография XXI века — это вывод из того, что было сделано раньше».
Наградой этому выводу была стоячая овация. Хореографы, запускающие балетное движение со скоростью, немыслимой в прошлые века, использующие музыку, от которой упала бы в обморок любая прима XIX века, и тем захватывающие новую аудиторию, нарушающие строгие балетные законы и изобретающие новые движения, получили свои аплодисменты. А еще они впервые собрались вместе и заявили, что российский балет XXI века не только существует, но и управляет театрами. Дальше — только развитие.
Текст: Анна Гордеева, ТАСС