Мы уже привыкли к неожиданностям, которые сопровождают чуть ли не каждую оперную премьеру в Перми. И все же опера Cantos («Песни») по мотивам одноименного цикла стихов Эзры Паунда – из области совсем уже запредельного, она состоит из того, из чего оперный продукт состоять не может. В Сantos нет солистов, вместо них коллективным певцом предстает камерный хор MusicAeterna. Роль оркестра исполняет солирующая скрипка (Ксения Гамарис). Теодор Курентзис не просто дирижирует, а является полноценным участником действия, которое публика наблюдает не из зала, а с трибун, симметрично стоящих прямо на сцене.

К постановке привлекли молодую петербургскую команду во главе с режиссером Семеном Александровским и художницей Ксенией Перетрухиной. Они буквально перетрясли постановочный оперный шаблон, сочинив до хореографичности хрупкое действие, которое больше напоминает балет-мистерию. Курентзис участвует в нем первым среди равных. Его Орфей – Паунд живет то в сердцевине человеческой массы, то возвышаясь над ней на столе-подиуме (Перетрухина сделала его осевым объектом действия). Постоянно меняющий очертания групп хор мерцает функциями то рупора, то оппонента Курентзиса, чей персонаж в ключевой момент оперы садится на авансцену, долго и обреченно кутаясь в гражданское пальто, – в этот миг у зрителя обрывается сердце. Хористы выходят из зала, притягиваемые сценой, будто гравитационным полем. Вместо декораций – хрупкая инсталляция из саженцев, отгораживающих публику от действия. В какой-то момент саженцы складывают кучей хвороста, словно для жертвенного костра. Но вместо него в финальных дымах и туманах публике, поднятой с мест и подведенной к самому краю сцены, из-за занавеса открывают волшебное зрелище зала с деревцами в партере, огнями вдоль ярусов и колеблющимся звуком плывущего откуда-то сверху аккорда. Спускаясь гуськом в эту призрачную долину, люди теряют чувство реальности, а уже на улице и вовсе одуревают: на снегу около дверей их встречают ряды красиво горящих фонарей. Вся жизнь – театр. В Перми с этим никто не спорит.

Опера Сantos на тексты американского поэта-парии, в трагический период принявшего обет молчания, стала очередной сенсацией Пермской оперы. Стихам и образу эскаписта Эзры Паунда, бежавшего в довавилонскую языковую общность от распадавшейся реальности начала ХХ в., Сюмак ответил намерением достичь той звуковой черты, за которой, кажется, нет ничего, кроме смерти. Композитор, за неделю до премьеры отметивший 40-летие, собрал сложную композицию, где хрупкое и теплое, глубокое и искреннее живут своей жизнью и впечатляют ничем не хуже Орфеевой лиры. Партия скрипки, сложенная из метеоритных осколков скрипичной литературы, в контакте с голосами становится тревожной причиной высоковольтных замыканий. Хоровая партитура зияет очертаниями далеких, забытых пластов музыки с приподнятыми, как из глубины, остатками шумов, сполохов, гудений. Представить, что слышишь звук человеческого происхождения, попросту невозможно: коллективное «горло» МusicAeterna заставляет забыть о привычном делении тембров на женские и мужские, преподнося хоровой вокал искусством какого-то абсолютно несуществующего типа. Работа этого хорового «агрегата» и составляет главный звуковой сюжет невероятной «оперы наоборот». Путешествие в мир скрипящих, кричащих, шепчущих звуковых теней – настоящая одиссея. В загадочном течении небывалой музыки открываешь слои полифонии, приемы инструментального театра. Человеческому молчанию резонируют хтонические гулы и вибрирующее безмолвие небытия. Скрипка умеет человечески задыхаться, а людские голоса – нечеловечески вмерзать в капроновый шорох тамтама. Алексей Сюмак преподает в консерватории полифонию, гармонию и анализ музыкальных форм. Сцепив две кварты, он умеет вложить в хоровое горло кляп диссонанса, а колеблемыми вибрациями большого человеческого коллектива расшевеливать тишину.

Композитор, более известный на Западе, чем у нас, уже пересекался с Курентзисом: на фестивале «Территория» в 2007 г. Курентзис дирижировал его оперой «Станция» на стихи Пауля Целана. Затем была написана опера «Немаяковский». Cantos – последняя в триаде опер Сюмака на тексты выдающихся поэтов ХХ в. Эзра Паунд сотрудничал с режимом Муссолини, вел антисемитскую радиопрограмму, электрический стул ему отменили, признав невменяемым. Двенадцать лет в психиатрической лечебнице Паунд сопроводил обетом молчания. Сегодня он покоится на том же кладбище Сан-Микеле в Венеции, где лежат Дягилев, Стравинский и Бродский. Похоже, в опере Cantos Алексея Сюмака можно услышать эпитафию величию слова, ушедшего в защищенные от трепки временем глубины. Предфинальному хору на стихи M’amour, m’amour отвечает тихая нота поэтического финального аккорда-тянучки, под который, покидая зал, испытываешь ощущение конца прекрасной эпохи.

Елена Черемных | Ведомости