Елена Райс приехала в Пермь из Новосибирска в 2011 году вместе с коллективом musicAeterna. С нынешнего сезона она один из концертмейстеров Симфонического оркестра театра. Мы поговорили с ней о том, чем ее привлекает работа в обновленном оркестре театра, почему концертмейстер должен разбираться не только в музыке, но и в психологии, можно ли спорить с дирижером и как музыканту сохранить здоровье при интенсивных репетициях.

Фото: Андрей Чунтомов

Сейчас внутри Симфонического оркестра театра идет формирование камерного оркестра. Презентация планируется в феврале. Но уже в ноябре камерный оркестр дал концерт в Частной филармонии «Триумф», исполнив произведения Бартока и Грига. Вы выступали концертмейстером на этой программе. Чем отличается ваша работа в камерном составе?

Камерный оркестр — более тонкая структура, нежели симфонический. Когда больше людей в коллективе, концертмейстеру в какой-то степени проще работать. Если удается добиться общих моментов в игре, то картина складывается. Может быть, до мелочей дело и не дойдет, хотя я стараюсь их никогда не пропускать, потому что из них формируется звучание всего оркестра. 

А в камерном составе важна индивидуальность музыкантов, и если у кого-то на концерте что-то пойдет не так, общего результата уже не будет. Приходится искать подход к каждому человеку, вытягивать его с сильнейшей стороны, чтобы группа звучала ровно.

Ваша роль заключается в том, чтобы чувствовать сильные и слабые места в игре музыкантов и управлять этим?

Да. Отчасти это еще и психологическая работа. Порой у людей в оркестре возникает напряженность: сложно работать одновременно над репертуаром и концертными программами. Это тяжело не только с физической точки зрения — музыканты попросту устают от интенсивного темпа, но и с инструментальной. Струнная музыка более тонкая, чем симфоническая. В ней совсем другое звукоизвлечение, другая штриховая культура. 

Конечно, музыкант высокого класса должен быть универсален и не испытывать трудности в камерном составе. 

На сцене вы производите впечатление сильной, волевой, этакой амазонки. Вы вообще волнуетесь перед концертом? 

Всегда. На сцене волнуются все, на эту тему даже диссертации пишут. Умение брать себя в руки, концентрироваться можно наработать только с опытом. 

В первое время мне было очень волнительно играть оркестровые соло. Проще исполнить отдельное произведение. Помню ощущения, когда мне нужно было исполнить скрипичные соло в опере «Богема». Я тогда работала в Новосибирском театре, это было на репетиции, мне впервые доверили быть концертмейстером. Вроде бы и играть немного, но когда ты видишь слово «соло» в партитуре и слышишь свой звук отдельно от других музыкантов группы, поначалу это очень непривычно. 

А вообще, без волнения никуда, оно ведь тебе еще и помогает.

Со временем стало легче справляться с ним?

Когда уже идет концерт — да, легче. Но до выхода на сцену все равно волнуешься. Даже если ты в «сотый» раз идешь на «Лебединое озеро».

Когда играете в оркестровой яме, тоже волнуетесь?

Конечно. Думаете, в яме легче, потому что тебя зритель не видит? Вовсе нет! Отличие разве что только в том, что можно позволить себе удобную обувь.

Кто из музыкантов повлиял на ваше развитие? 

В Новосибирске я начинала карьеру в камерном оркестре филармонии. Концертмейстером там работает Юлия Рубина, она оказала на меня очень большое влияние. Вот кто амазонка! Я с восторгом смотрела на нее и думала: «Буду такой же!»

В филармонии я проработала три года, а потом поняла, что мне тесно, хочется чего-то нового, и ушла в Новосибирский театр оперы и балета. Для Теодора Курентзиса, который на тот момент был музыкальным руководителем и главным дирижером театра, это было самое начало его карьеры. Я с удовольствием и с грустью вспоминаю новосибирский период.

Чему вас научил опыт работы с Теодором Курентзисом?

Анализировать всё, что делаешь. В том числе свою сценическую работу. Человек, который хочет чего-то достичь, берет максимум от того, с кем работает. И я впитывала всё, что только было можно, в период работы в musicAeterna. 

Я очень благодарна судьбе, что всё сложилось так, что я попала в этот коллектив. Это было и тяжело, и вместе с тем очень интересно. Но я решила, что для моего дальнейшего развития необходимо что-то другое, и осталась в Перми, когда musicAeterna переехали в Санкт-Петербург.  

Расскажите, почему вы в свое время выбрали именно скрипку?

Это она меня выбрала.

Как это? Как волшебная палочка выбирает волшебника в книгах о Гарри Поттере?  

Практически. Вообще-то, я в детстве занималась фигурным катанием и балетом. Однажды подруги пошли в музыкальную школу, и я попросила родителей тоже отдать меня туда. Мама сопротивлялась: «Куда тебе с твоими тренировками?» Но я настояла. 

Это была середина учебного года, мне было лет семь, что по нынешним меркам довольно поздно, чтобы начинать заниматься. Но я почему-то сразу решила: хочу учиться играть на скрипке, хотя в музыкальную школу большинство приходит с желанием заниматься на фортепиано. Директор очень обрадовался: девочка со слухом хочет на скрипку!

Балет и фигурное катание вы в какой-то момент всё же оставили?

Да, лет в девять. Балетом я занималась в детской студии при театре, у нас там сильная школа. Шпагат тянула, будь здоров! Мне даже обидно было, что пришлось оставить балет. Но спорт по-прежнему со мной, потому что без него никак, в противном случае спина, руки — всё болит. Для тела вредно проводить много времени с инструментом.

Я авантюристка. Люблю сразу браться за несколько дел, а потом думаю: «Как же я теперь всё успею?» Но отступать уже некуда. В музыке — как в спорте: если будешь лениться, расслабляться, ничего не выйдет. 

А как вы сами для себя определяете, сколько заниматься индивидуально, помимо репетиций с оркестром?

Выучить что-то новое легче с точки зрения умственной памяти, а физически — труднее. Поэтому нужно постоянно тренировать навык. Если не играть виртуозные произведения и гаммы, легко его потерять. Порой времени на это не хватает, но если выдается пусть даже двадцать свободных минут, я предпочитаю посвящать их техническим упражнениями. Это как урок для артистов балета. 

Я очень жалею, что у нас в оркестре не отводится время на то, чтобы мы, например, один час в день совместно играли гаммы, отрабатывали звук, общую интонацию, качество штриха, распределение смычка — какие-то базовые вещи. Из этого строится уровень коллектива.

Да, у нас есть время для групповых репетиций, но его не всегда хватает. Я понимаю, что такие совместные занятия — утопическая идея, но, например, в оркестре Рудольфа Баршая они были заведены.  

Но вы можете предложить такую идею и стать основоположником традиции в оркестре?

Это невозможно из-за недостатка времени. Когда с 11 до 14 часов репетиция, а вечером спектакль, ввести что-то дополнительное очень трудно. Хотя я бы завела такую традицию, и Артем Ильдарович [Абашев, главный дирижер Пермского театра оперы и балета] ее, думаю, поддержал бы — он тоже трудоголик. 

Но люди не железные, все это прекрасно понимают.

А если в оркестре возникают споры не об организационной, а о музыкальной стороне работы, вы какую стратегию выбираете? 

Я человек лояльный и в спорных ситуациях всегда исхожу из музыкальных задач. Если чье-то предложение оправдано результатом, я его принимаю и не настаиваю на своем просто потому, что я так решила. 

Споры, конечно, бывают, но это рабочие моменты. Я стараюсь не конфликтовать. Проще делом доказать свою правоту. Когда ты выполняешь свою работу хорошо и все вокруг это слышат, никто не будет вставлять тебе палки в колеса. Поэтому я трачу много времени на свою профессию.

С Артемом Абашевым вам комфортно работать?

Да, потому что он прекрасный музыкант, и мне близки его музыкальные идеи. Мне нравится энергия, которая идет от него на концертах и спектаклях. В репетиционном процессе мы можем в чем-то друг с другом не соглашаться, но это рабочие моменты. Я не осталась бы в театре, если бы меня не увлекало его творческое лидерство. 

Какие программы вы сейчас готовите?

10 декабря у нас концерт в Чайковском. Камерным составом мы исполним Серенаду для струнного оркестра ми мажор Дворжака и сюиту для струнного оркестра «Из времен Хольберга» Грига.

27 декабря в театре будет Рождественский концерт, на котором прозвучит «Мессия» Генделя. Я уже заглянула в партитуру, послушала несколько записей. В произведении есть большое поле для творчества. 

Интервью: Ольга Богданова, Наталья Овчинникова